«Любовь к трем цукербринам» Виктора Пелевина: нас всех тошнит. Любовь к трем цукербринам

Эта странная книга содержит три повести (одна непропорционально длинная) – и объяснительный текст, соединяющий их в целое. Связующий материал (я назвал его «Киклоп») можно рассматривать в качестве дополнительного рассказа, полностью документального – хотя я признаю, что в таком качестве он никуда не годится: в нем есть длинное и подробное вступление, есть заключение, но почти отсутствует повествовательная часть, вместо которой читателя ждет несколько страниц моих шатких рассуждений, отдающих научпопом.

Я хочу попросить прощения за эти недостатки – но книга и не могла получиться иной. Говорить о работе Киклопа подробно я не стал по причинам, которые будут вполне ясны. С другой стороны, совсем не упомянуть о Киклопе я не мог тоже – иначе три моих повести потеряли бы всякую связь друг с другом: было бы непонятно, что у них общего, кем они написаны и откуда вообще взялись.

Поэтому прошу иметь в виду: моя цель – рассказать не столько о Киклопе, сколько о том, что Киклоп увидел и понял на своем посту. Ибо многое из этого кажется мне заслуживающим внимания.

В своей книге я иногда пользуюсь научной терминологией. Хочу подчеркнуть, что я не физик и вообще не имею никаких технических познаний. Я просто пытаюсь объяснить наблюдаемую реальность в терминах, которые у всех на слуху, чтобы не придумывать слишком много неологизмов. Физик, возможно, найдет в моем рассказе нестыковки и противоречия. В таком случае предлагаю ему придумать объяснение лучше моего – и сохранить его себе на память.

Физическая сторона вопроса на самом деле не особо для меня важна. Но она довольно интересна. Во времена Галилея и Коперника полагалось во вступлении делать реверанс в сторону церковной догмы и соотносить с ней все гипотезы и предположения, а сегодня мы должны точно так же кланяться догме научной. И если я говорю иногда про «мультиверс» и «многомерность», я делаю это примерно с теми же чувствами, с которыми Галилео мог бы упоминать в своей книге пророка Исайю и Ангелов Божьих: с робкой верой, что Святое Писание понято мной, грешным колдуном, хоть отчасти правильно.

В книге почти нет связи с актуальной действительностью. Думаю, что в наше время это скорее достоинство, чем наоборот.

Засим почтительно возлагаю к стопам Читателя и Читательницы свой скромный труд.

Часть 1. Киклоп

Голем Илелеем

В начале следует описать ту точку, где сходятся все эти истории – или, может быть, откуда они расходятся.

Наверно, скорее расходятся – потому что только с учетом этого центрального события делаются понятными все изгибы прослеженных мною судеб.

Это было похоже на вспышку магния, которая запечатлела героев в случайных позах – и послала в будущее их фотографические отпечатки. Я говорю «магния», поскольку огонь и дым были настоящими. Айфон такой вспышки не даст даже по команде из АНБ. Хотя, конечно, как знать – я где-то читал, что американские смартфоны могут не только подслушивать, подсматривать и поднюхивать, но и детонировать по сигналу из центра, пробивая ушную раковину и мозг направленным взрывом аккумулятора. Наверно, конспирологический юмор.

Но по порядку.

Я знал, что не останусь Киклопом вечно. Это опасная нервная работа, которую выполняют обычно не больше года или двух. Потом Птицы нащупывают в ткани нашего мира мешающий им узел с достаточной точностью, чтобы удалить его – если надо, вместе с самой тканью. Они больше не используют в качестве оружия случайно оказавшихся рядом людей. Так они ведут себя, когда действуют вслепую, и Киклоп случайно появляется в поле их внимания на несколько секунд. Если они твердо знают, где искать своего врага, они поступают иначе.

Как, я сейчас расскажу.

Точно подо мною располагалось рабочее место Кеши – молодого человека, различным состояниям и формам которого будет посвящена значительная часть этой книги. Можно сказать, что в то время он был самым близким мне существом – во всяком случае, в пространственном смысле.

Иногда я позволял себе нескромное, наверно, развлечение – настраивался на его ум и начинал наблюдать за происходящим в окружающем пространстве через его глаза – и даже сквозь призму его сознания. Я воспринимал не только то, что он видел, но и голоса, раздававшиеся в его уме (не буду называть их мыслями – поскольку половины из них он не слышал сам, а другой половине подчинялся без размышления).

Иногда это бывало интересно, иногда – не очень. Если он, например, включал своих японских школьниц (такое случалось, когда в офисе оставалось мало народу и Кеша был уверен, что никто не подойдет к нему со спины), его внутреннее пространство заполнялось грубоватым комментарием, похожим на футбольный. Кеша, заслуженный работник bondage/bukkake на пенсии, как бы разъяснял происходящее несмышленым профанам, которые смотрели порнушку вместе с ним. Таким профаном в эти минуты был один я – но Кеша в своем воображении транслировал сигнал на куда большую аудиторию. Все-таки поразительно, до какой степени человек общественное существо.

Когда людей в офисе собиралось слишком много, чтобы можно было смотреть порно или играть с компьютером в игры, Кеша начинал троллить зазевавшихся граждан в интернете – словно ас Второй мировой, вылетевший на свободную охоту. Картинка на экране делалась на это время совершенно пристойной и функциональной: любой медийный работник сегодня полдня ныряет по блогосфере.

Иногда Кеша отвлекался от компьютера, глядел на своих соратников по офису – и выносил им приговор судьбы.

Наименее жесток он был к девушке Наде, занимавшейся буфетом и озеленением пространства – «если пострижется нормально и перестанет бояться людей, то найдет себе какого-нибудь азербота». Других он судил строже. Главного редактора сайта «Contra.ru» (так называлось место, где он работал) он окрестил про себя «шабесгеем» (что не мешало Кеше ежедневно перед ним заискивать – но жизнь, как известно, есть клоунада). При этом Кеша искренне считал, что влечение к виртуальным японским школьницам является нормой, а главный редактор – перверт.

Соответственно, информационный продукт родного сайта Кеша называл про себя словом «шабесгон» (даже бормотал во время дедлайнов мечтательную мантру-стишок «мой шабесгон, мой шабесгон – как много дум наводит он»). Коллег по работе он делил на «вонючек» и «усталых» (первые с годами превращались в последних, отвоняв свое – примерно как выгорающие звезды).

Ну и так далее. Кеша на самом деле не был ни гомофобом, ни антисемитом, ни снобом. Просто ассемблер чужой души при близком рассмотрении редко выглядит привлекательно. Но мы еще вернемся к Кеше – сейчас я рассказываю об этом, чтобы было понятно, чем я занимался внутри его головы в тот день, когда произошло роковое событие. Я отдыхал в ней, как в персональном кинозале – в этот день крутили довольно интересное кино.

В редакцию «Контры» пришел входящий в моду поэт Гугин, бочкообразный лысый мужчина с треугольной рыжей бородой («бегемот апокалипсиса», как он сам себя называл – но темно-багровый цвет его лица наводил скорее на мысль об апоплексии). С ним делали большое интервью.

Было две телекамеры и три прогрессивных журналиста, пришедших для съемок круглого стола – их рассадили полукругом перед большим белым щитом с надписями «Contra.ru», и Гугин, стоя в фокусе этого живого прожектора, читал стихи («стиши», как он говорил) из своего нового проекта «Голем Илелеем».

Это была амбициозная попытка отразить в стихах все наиболее яркие события недавнего прошлого: составить, как изящно выразилась одна из трех журналистов, «Гугл Мэп Эпохи». Когда Гугин утомлялся, начинал говорить кто-нибудь из журналистов, и камеры поворачивались на него. Потом неиссякаемый Гугин снова начинал декламировать.

Сюжет романа такой: рассказчик получает в наследство от дядюшки большую коробку, набитую старыми книгами и брошюрами по эзотерике, выучивается медитации, отращивает третий глаз и становится ясновидящим. Киклоп - так его зовут теперь - стоит на страже мировой гармонии. День за днем он внедряется в умы обычных людей, заставляя их принимать, по видимости, мелкие и незначительные решения, которые в действительности определяют судьбу мироздания: подсказывает условной Аннушке разлить подсолнечное масло. Попутно Киклоп обнаруживает, что мир устроен как игра Аngry Birds, где злобные демоны с птичьими головами пытаются уничтожить Творца всего сущего - зеленого свина - и для этого используют людей как живые снаряды. Затем провидит будущую судьбу (в одном из возможных параллельных миров, конечно) системного администратора Кеши, в чей разум он по-соседски внедряется особенно часто.

Кеша, сотрудник оппозиционного сайта «Контра.ру» и тролль по призванию, все свое время проводит в интернете, где «использует энергию общественного возбуждения, как серфингист волну», то есть набрасывает известно что на вентилятор, наслаждается результатом и философствует:

«Ведь какие идиоты вокруг. Они полагают, что система - это Путин. Или Обама <…> А система - это светящийся экран на расстоянии шестидесяти сантиметров от глаз. С которым мы трахаемся, советуемся и интересуемся, какие для нас сегодня будут новости <…> Мы думаем, что экраном управляем наполовину мы, а на другую половину спецслужбы, но на самом деле сам экран уже давно управляет и нами, и спецслужбами. Вот что такое система. И как, спрашивается, с ней бороться, если про борьбу с системой мы читаем на том же экране?»

В возможном Кешином будущем эта метафора овеществляется. Человечество расфасовано по антигравитационным ячейкам над загаженной землей, в которых они плавают, как эмбрионы, на пуповинах трубок и вживленных в мозг проводов, поставляющих пищу и иллюзии - виртуальную реальность, которая заменила им реальную жизнь и выхода из которой нет.

Можно понять, что за долгие годы автор устал втолковывать нам одно и то же не меньше, чем мы - слушать, и решил наконец выговориться начистоту: в новой его книжке художественный вымысел - совсем уже скучная формальность, позволяющая под видом предисловия к притче посвятить треть романа дотошному пересказу каждой треклятой пожелтевшей страницы из дядюшкиной коробки. Поскольку Пелевин все-таки профессиональный писатель, иногда слабые угрызения совести дают о себе знать: «то, чему я посвящу следующие несколько страниц, может показаться кому-то общим местом» (не то что предыдущие сто пятьдесят - следует, видимо, понимать), но таким образом «у моего рассказа появится хоть какая-то теоретическая база».

Однако, с точки зрения читателя, бог с ней, с теоретической базой, был бы только рассказ. Есть такой подлый принцип советского стола заказов: чтобы купить дефицитную колбасу, нужно купить вместе с ней клейкие макароны. Правильное соотношение ингредиентов писатель может найти интуитивно, главное, в случае успеха не перепутать, что именно в этом заказе - колбаса, а что - макароны. Читатель охотно воспринимает мудрость, пока она преподносится ему в забавной форме, и когда-то Пелевин был на это мастер. Но когда читателя ловят на сомнительную сатирическую наживку, чтобы скормить ящик макулатуры из магазина «Путь к себе», он чувствует себя обманутым, и совсем не так, как может думать автор. В романе Пелевина люди - компьютерные придатки, которые постоянно жмут на рычаг, как лабораторные крысы, чтобы получить новую порцию удовольствия. Пелевин, который за долгие годы воспитал себе огромную лояльную аудиторию параноиков, охотно поддающихся авторским манипуляциям ради удовольствия их разгадывать, решил поговорить с читателем по душам, как будто рассчитывая, что крыса, лишенная поощрения, продолжит жать на рычаг для моциона.

Есть верный признак, по которому можно определить, что писатель потерял связь с реальностью и висит, опутанный проводами, в своем виртуальном пузыре в окружении воображаемых читателей: он начинает расхваливать своих героев, как уличный разносчик - свой товар.

Литературная условность традиционно позволяет писателю объявить героя красавцем, героем или мудрецом: читатель охотно верит на слово, потому что это допущение - необходимый двигатель сюжета. Чтобы оправдать этот кредит читательского доверия, много не надо, а всего-то нужна хорошая история.

Но чтобы эта условность работала, похвалы не должны быть ни слишком настойчивыми (это наводит на мысль, что автор пытается убедить в первую очередь самого себя), ни слишком конкретными. Они должны оставлять простор воображению, чтобы читатель мог натянуть на героя собственные представления о красоте и прочем, так же, как пелевинский Кеша в виртуальном будущем натягивает на своего живого «социального партнера» цифровой образ порнографической японской школьницы.

В «Любви к трем цукербринам» Пелевин простодушно и безостановочно восхищается глубиной и остроумием персонажей-клонов и, хуже того, не экономит на примерах. Это неосмотрительно. Уж если заявлено, что некий «труд должен был золотыми буквами вписать его имя в историю мировой философии, поэтому Рудольф Сергеевич шлифовал в нем каждое слово», - благоразумнее удержаться от цитирования этого труда, особенно если в собственном авторском тексте люди «загнижены неприятными сущностями» (видимо, от слова «гнида»), поезда «отходят в бесконечное число разных адресов», а метафоры в таком роде: «Есть такой анекдот про слепых, ощупывающих слона, - вот и я <…> осваивал похожий подход к древней человеческой мудрости <…> приветливый хобот, касавшийся моих страждущих губ, был на самом деле мокрым хвостом уходящей в забытье драг-культуры шестидесятых», - ирония просто не считывается.

Если герой описывается как «одаренный тролль», чьи «безжалостные, но точные слова» «особенно запомнились» автору, то любые слова его неизбежно оказываются безжалостными прежде всего по отношению к самому автору (правило общее, а в этом случае слова такие: «В Киеве были замечены неизвестные в форме украинских милиционеров, которые меняли рубли на гривны. Поистине, таков и ты, человек, и все твои дела под солнцем…»). Пусть пелевинский читатель готов видеть во всем сокровенную мудрость, но за это ждет, что хоть шутка скажет сама за себя. Самая смешная шутка у Пелевина такая: «Сегодня слово «рукопожатный» означает, что по вашему адресу уже выехал вежливый каменный гость». Остальные даже не буду повторять, потому что их и в первый раз придумывать не стоило. Но главное, что и мудрость в «Любви к трем цукербринам» уж слишком откровенна, растолковывается на примере Angry Birds, толкуется с помощью советского мультика, взывает к десяти заповедям, и еще, и снова, и опять, и когда на последних страницах автор пишет: «если бы я ощущал в себе задатки проповедника…», - даже страшно подумать, что было бы тогда, если он теперь еще не ощущает.

Возможно, отчасти секрет этого унылого романа-проповеди приоткрывает нам философ Кеша: «Драматизм, чтобы вы знали, работает только тогда, когда зритель забывает, что смотрит драму. Когда он об этом вспоминает, остается одна тошнота. Какие же бездари пишут скрипты для дрим-муви… Да и для всей реальности тоже». Видимо, Пелевин прав, и реальность - это сон, потому что когда он пытается нас разбудить, нас всех и правда тошнит.

Издательство «Эксмо», Москва, 2014

Виктор Пелевин – не просто русский писатель, это яркая личность, которая наполнила звучание современной литературы новыми тонами. К числу его наиболее популярных трудов относятся романы «Чапаев и Пустота», «Омон Ра», «Generation “П”». По мотивам его произведениям неоднократно ставились спектакле в театре и снимались фильмы. Пелевин является обладателем многочисленных литературных премий, в том числе и таких престижных как «Малый Букер», «Национальный бестселлер» и др. Многие его книги прямо-таки разодраны на цитаты.

В любви начисто отсутствовал смысл. Но зато она придавала смысл всему остальному.

Хочешь быть счастлив в любви - никогда про это не думай. («Бэтман Аполло»)

Женщина должна обладать недюжинным интеллектом и силой воли, чтобы научиться отслеживать и подавлять этот древний гипноз плоти, уродующий ее характер и лишающий конкурентоспособности на рынке биологических услуг. («Бэтман Аполло»)

Отношениям мужчины с женщиной не хватает той доверительной и легкомысленной простоты, которая существует между друзьями, решившими вместе принять на грудь. («Бэтман Аполло» )

Виктор Пелевин — неординарный писатель современности

Просто любовь. Ты, когда её ощущаешь, уже не думаешь - чья она, зачем, почему. Ты вообще уже не думаешь. ()

Любовь, в сущности, возникает в одиночестве, когда рядом нет её объекта, и направлена она не столько на того или ту, кого любишь, сколько на выстроенный умом образ, слабо связанный с оригиналом. ()

Как всё-таки много на женщинах всяких крючков и застежек - даже на совершенно голых женщинах… И каждую нужно расстегнуть с заботой и вниманием, иначе ничего не выйдет… («Бэтман Аполло» )

Я давно заметил, что женщины терпеть не могут болтовни о нереальности человека. Может, в силу своей биологической функции? Они ведь рожают детей, а это тяжёлое болезненное занятие делается ещё и довольно глупым, если вокруг одна иллюзия. («Бэтман Аполло» )

Вот так поворот!

Кто бы мог подумать, что студент, которого в своё время выгнали из Литературного института, превратится в писателя мирового уровня. Произведения Пелевина изданы на основных языках мира, в том числе на китайском и японском, которые отличаются наибольшим количеством носителей. По версии издания French Magazine, этот автр входит в 1000 самых влиятельных представителей современного литературного искусства.

«Чапаев и Пустота»: цитата о внутренней Монголии и прочие высказывания

«Чапаев и Пустота» – это третье по счёту произведение автора, вышедшее в свет в 1996 году. Публиковалось несколькими изданиями и считается самым сильным романом Пелевина. В нём автор предпринял попытку совместить несовместимое: в центре событий лежат взаимоотношения В. Чапаева и П. Пустоты. В 2013 году была выпущена интерактивная версия произведения для iPad, что доказывает популярность книги.

Внутренняя Монголия называется так не потому, что она внутри Монголии. Она внутри того, кто видит пустоту, хотя слово «внутри» здесь совершенно не подходит. И никакая это на самом деле не Монголия, просто так говорят. Что было бы глупей всего, так это пытаться описать вам, что это такое. Поверьте мне на слово хотя бы в одном – очень стоит стремиться туда всю жизнь. И не бывает в жизни ничего лучше, чем оказаться там.

Внутренняя Монголия – как раз и есть место, место, откуда приходит помощь.

Послушай, жизнь - это театр. Факт известный. Но вот о чём говорят значительно реже, это о том, что в этом театре каждый день идёт новая пьеса.

Фрагмент из спектакля по мотивам романа «Чапаев и Пустота»

Хороший психиатр должен избегать лекарств - они… Ну как это вам объяснить… Как косметика. Не решают проблем, а только прячут их от постороннего глаза.

С Россией всегда так - любуешься и плачешь, а присмотришься к тому, чем любуешься, так и вырвать может.

Личность человека похожа на набор платьев, которые по очереди вынимаются из шкафа, и чем менее реален человек на самом деле, тем больше платьев в этом шкафу.

Мы с тобой, конечно, старые друзья, но даже несмотря на это я мог бы помочь.

Бездействие – тоже пиар

«Жизнь насекомых»

Идея написания сюжета пришла случайно. Виктор Пелевин получил в подарок от друга книгу об американских насекомых, после чего и понял – он тоже напишет книгу о насекомых, но вместо научного подхода читатель получит очередную дозу богатого воображения автора.

Чтобы вылезти из колодца, надо в него упасть.

Какие бы отвратительные тучи ни слетались, высоко над ними всегда сияет эта неизменная синева.

Мы носим в себе источник всего, что только может быть, а будет ли - зависит от нас, от того, как мы распорядимся этим источником.

У тебя аппетит к жизни пропал. А чтобы он появился, надо немного от неё откусить и пожевать.

Вся огромная жизнь, в которой ты собираешься со временем повернуть к свету, на самом деле и есть тот единственный момент, когда ты выбираешь тьму.

Иллюстрация к книге «Жизнь насекомых»

Вся жизнь существует один миг. Вот именно тот, который происходит сейчас. Это и есть бесценное сокровище.

От частого употребления некоторые цитаты блестят, как перила.

«Удивительно, – думал он, – чем глупее песня и чем чище голос, тем больше она трогает».

Физики – это просто юристы, которые сначала пишут законы природы, а потом начинают искать в них лазейки.

Трезвое и совершенно спокойное настроение Никогда не приводит к появлению подтянутых строк.

Ведь мы сами создаем себе настроение и всё остальное…

«Снафф»

Роман вышел в 2011 году, его тираж составил порядка 150 тыс. экземпляров. В книге автор говорит о новых значениях, которые приобрели старые слова. Наряду с этим он разоблачает войну в СМИ и рассказывает о настоящей любви.

С. Н. А. Ф. Ф. - это сама жизнь, где в числителе любовь, а в знаменателе смерть. Такая дробь равна одновременно нулю и бесконечности - как и взыскующий её Маниту.

Женщина - это волшебный цветок, при взгляде на который с вами должно случиться умопомешательство, достаточно сильное для того, чтобы подвигнуть вас на тяготы деторождения.

Жизнь – это узкая полоска между огнем страдания и призраком кайфа, где бежит, завывая от ужаса, так называемый свободный человек. И весь этот коридор – только у него в голове.

Если говорить о моей работе, то я – создатель реальности.

Иллюстрация к книге «С. Н. А. Ф. Ф. «

Любовь – отвратительное, эгоистичное и бесчеловечное чувство, ибо вместе с одержимостью еёпредметом приходит безжалостное равнодушие к остальным.

Сила современной философии не в силлогизмах, а в авиационной поддержке.

Природу трудно обмануть.

Ничто так не бодрит с утра, как свежая обида.

А мог бы и гонорар получить

В произведении «Generation P» есть фраза «Спрайт – не кола для Николы». После такого лозунга на российском рынке появилась фирма «Никола», выпускающая квас под лозунгом «Квас – не кола, пей Николу». Директор по маркетингу Никита Волков в одном из своих интервью отметил, что рекламный слоган для напитка действительно навеян цитатой из произведения Пелевина. Компания хотела связаться с автором и поблагодарить за подсказку, но контактов нет. В итоге товарный знак был зарегистрирован без выкупленного авторского права. Чтобы избежать в будущем претензий, ТМ «Никола» заказала заключение, что связь слогана с фразой из книги только опосредована и не является плагиатом.

В основе сюжета лежит история лисы-оборотня А Хули и молодого волка-оборотня. Автор рассказывает о любви и сложном жизненном пути, который проходят все живые существа. Пелевин ставит цель показать, что же на самом деле играет важную роль для достижения духовной гармонии.

Собака смотрит на палку, а лев на того, кто её кинул. Кстати, когда это понимаешь, становится намного легче читать нашу прессу.

Ценность книги определяется не тем, сколько человек её прочтет. У величайших книг мало читателей, потому что их чтение требует усилия. Но именно из-за этого усилия и рождается эстетический эффект. Литературный фастфуд никогда не подарит тебе ничего подобного.

Когда человек ищет, чем подтвердить свои параноидальные идеи, он всегда находит.

Мне от людей вообще ничего не нужно, кроме любви и денег.

Любовь не преображает. Она просто срывает маски.

Одна из обложек издания «Священная книга оборотня»

Ценность книги определяется не тем, сколько человек её прочтет. Гениальность «Джоконды» не зависит от того, сколько посетителей пройдёт мимо неё за год. У величайших книг мало читателей, потому что их чтение требует усилия. Но именно из этого усилия и рождается эстетический эффект.

В жизни каждый день надо узнавать что-то новое.

На основной вопрос философии у лис есть основной ответ. Он заключается в том, чтобы забыть про основной вопрос.

Прав был Чехов: женская душа по своей природе – пустой сосуд, который заполняют печали и радости любимого.

Чтение – это общение, а круг нашего общения и делает нас тем, чем мы являемся.

«Лампа Мафусаила»

В центре повествования лежит история трёх поколений семьи Можайских. Автор рассказывает о проблемах в экономике, политике и культуре, которые преследовали героев на протяжении веков.

У России всегда великое прошлое и ещё более великое будущее. А вот с настоящим сложнее.

Я понял то, что время от времени понимает в нашей стране каждый: девяностые вовсе не кончились. Просто раньше они происходили со всеми сразу, а теперь случаются в индивидуальном порядке.

Когда стараешься говорить приятное любой аудитории, нередко происходят ошибки, поскольку ни одна аудитория сама не знает до конца, что ей приятно, а что нет, и подобная беспринципность способна оскорбить людей, показав им, что ты о них думаешь…

Рынок – это огромное стадо пугливых баранов. И если все бараны вместе побегут из доллара, над планетой понесется финансовое цунами – и смоет человеческую цивилизацию как мы её сегодня знаем. Ужас в том, что мы не сможем эту волну остановить – и начнётся она, скорей всего, на нашем собственном Уолл-Стрите…

Ничто не придаёт человеку такого мужества, как страх. Когда невозможно становится жить, умирать даже любопытно. Я принял душ, но прощальной записки писать не стал. Иногда молчание – знак несогласия.