Пушкин А.С.
Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле,
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.
Печален я: со мною друга нет,
С кем долгую запил бы я разлуку,
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать веселых много лет.
Я пью один; вотще воображенье
Вокруг меня товарищей зовет;
Знакомое не слышно приближенье,
И милого душа моя не ждет.
Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют…
Но многие ль и там из вас пируют?
Еще кого не досчитались вы?
Кто изменил пленительной привычке?
Кого от вас увлек холодный свет?
Чей глас умолк на братской перекличке?
Кто не пришел? Кого меж вами нет?
Он не пришел, кудрявый наш певец,
С огнем в очах, с гитарой сладкогласной:
Под миртами Италии прекрасной
Он тихо спит, и дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном,
Чтоб некогда нашел привет унылый
Сын севера, бродя в краю чужом.
Сидишь ли ты в кругу своих друзей,
Чужих небес любовник беспокойный?
Иль снова ты проходишь тропик знойный
И вечный лед полунощных морей?
Счастливый путь!.. С лицейского порога
Ты на корабль перешагнул шутя,
И с той поры в морях твоя дорога,
О волн и бурь любимое дитя!
Ты сохранил в блуждающей судьбе
Прекрасных лет первоначальны нравы:
Лицейский шум, лицейские забавы
Средь бурных волн мечталися тебе;
Ты простирал из-за моря нам руку,
Ты нас одних в младой душе носил
И повторял: «На долгую разлуку
Нас тайный рок, быть может, осудил!»
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен -
Неколебим, свободен и беспечен,
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина
И счастие куда б ни повело,
Всё те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
Из края в край преследуем грозой,
Запутанный в сетях судьбы суровой,
Я с трепетом на лоно дружбы новой,
Устав, приник ласкающей главой…
С мольбой моей печальной и мятежной,
С доверчивой надеждой первых лет,
Друзьям иным душой предался нежной;
Но горек был небратский их привет.
И ныне здесь, в забытой сей глуши,
В обители пустынных вьюг и хлада,
Мне сладкая готовилась отрада:
Троих из вас, друзей моей души,
Здесь обнял я. Поэта дом опальный,
О Пущин мой, ты первый посетил;
Ты усладил изгнанья день печальный,
Ты в день его Лицея превратил.
Ты, Горчаков, счастливец с первых дней,
Хвала тебе - фортуны блеск холодный
Не изменил души твоей свободной:
Всё тот же ты для чести и друзей.
Нам разный путь судьбой назначен строгой;
Ступая в жизнь, мы быстро разошлись:
Но невзначай проселочной дорогой
Мы встретились и братски обнялись.
Когда постиг меня судьбины гнев,
Для всех чужой, как сирота бездомный,
Под бурею главой поник я томной
И ждал тебя, вещун пермесских дев,
И ты пришел, сын лени вдохновенный,
Сердечный жар, так долго усыпленный,
И бодро я судьбу благословил.
С младенчества дух песен в нас горел,
И дивное волненье мы познали;
С младенчества две музы к нам летали,
И сладок был их лаской наш удел:
Но я любил уже рукоплесканья,
Ты, гордый, пел для муз и для души;
Свой дар, как жизнь, я тратил без вниманья,
Ты гений свой воспитывал в тиши.
Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво:
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты…
Опомнимся - но поздно! и уныло
Глядим назад, следов не видя там.
Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было,
Мой брат родной по музе, по судьбам?
Пора, пора! душевных наших мук
Не стоит мир; оставим заблужденья!
Сокроем жизнь под сень уединенья!
Я жду тебя, мой запоздалый друг -
Приди; огнем волшебного рассказа
Сердечные преданья оживи;
Поговорим о бурных днях Кавказа,
О Шиллере, о славе, о любви.
Пора и мне… пируйте, о друзья!
Предчувствую отрадное свиданье;
Запомните ж поэта предсказанье:
Промчится год, и с вами снова я,
Исполнится завет моих мечтаний;
Промчится год, и я явлюся к вам!
О, сколько слез и сколько восклицаний,
И сколько чаш, подъятых к небесам!
И первую полней, друзья, полней!
И всю до дна в честь нашего союза!
Благослови, ликующая муза,
Благослови: да здравствует Лицей!
Наставникам, хранившим юность нашу,
Всем честию, и мертвым и живым,
К устам подъяв признательную чашу,
Не помня зла, за благо воздадим.
Полней, полней! и, сердцем возгоря,
Опять до дна, до капли выпивайте!
Но за кого? о други, угадайте…
Ура, наш царь! так! выпьем за царя.
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал Лицей.
Пируйте же, пока еще мы тут!
Увы, наш круг час от часу редеет;
Кто в гробе спит, кто дальный сиротеет;
Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;
Невидимо склоняясь и хладея,
Мы близимся к началу своему…
Кому ж из нас под старость день Лицея
Торжествовать придется одному?
Несчастный друг! средь новых поколений
Докучный гость и лишний, и чужой,
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой…
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведет,
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провел без горя и забот.
В 1817 году Александр Пушкин блестяще окончил Царскосельский лицей. Во время прощального бала друзья-лицеисты постановили, что каждый год 19 октября, в день открытия этого учебного заведения, они будут собираться вместе, чтобы вспомнить о своей беспечной юности.
Стоит отметить, что эта традиция на протяжении многих лет соблюдалась неукоснительно. Однако жизнь разбросала вчерашних лицеистов по всему миру. В 1825 году Пушкин, сосланный за неуважение к царю и вольнодумство в родовое поместье Михайловское, не смог присутствовать на встрече выпускников, однако прислал своим друзьям стихотворное письмо, которое было торжественно зачитано присутствующим. К этому моменту Александр Пушкин уже снискал славу одного из самых талантливых и дерзких поэтов современности. Тем не менее, это не помешало ему с глубоким уважением относится к друзьям, которые хоть и не стали выдающимися поэтами, но, несомненно, обладали блестящими литературными способностями. Вспоминая тех, с кем на протяжении шести лет пришлось делить все радости и горести, поэт в стихотворении «19 октября 1825» с сожалением отмечает, что многих верных товарищей уже нет в живых . Другие же по различным причинам не смогли присоединиться к тем, кто в этот день пирует «на берегах Невы». Но этому есть веские оправдания, так как судьба нередко преподносит своим баловням сюрпризы, которые нужно воспринимать если не с благодарностью, то хотя бы с пониманием.
Поэт отмечает, что в этот вечер он пьет один, отдавая дань уважения своим друзьям, которых по-прежнему любит и помнит, и которые платят ему взаимностью. «Друзья мои, прекрасен наш союз!», - восклицает автор, утверждая, что никакие повороты судьбы не способны разрушить ту душевную близость, которая возникла когда-то между лицеистами и сохранилась на долгие годы . При этом Пушкин благодарить своих друзей, которые вопреки здравому смыслу и в ущерб собственной репутации все же пренебрегли общественным мнением и навестили поэта, находящегося в изгнании. «Троих из вас, друзей моей души, я обнял здесь», - пишет поэт. Именно эти встречи с Пущиным, Горчаковым и Дельвигом заставили поэта более философски воспринимать удары судьбы и не отказываться от своего призвания. И бесконечные беседы с друзьями натолкнули Пушкина на мысль о том, что «служенье муз не терпит суеты». Поэтому к своему вынужденному заточению поэт стал относиться с определенной долей иронии и благодарности, так как получил великолепную возможность посвятить все свое время творчеству и переосмыслению жизни. Именно в Михайловском Пушкиным было создано множество великолепных произведений, которые сегодня по праву считаются классикой русской литературы.
Обращаясь к друзьям-лицеистам, поэт предсказывает, что ровно через год он вновь поднимет вместе с ними бокал с вином, чтобы отметить столь памятную дату. Это пророчество действительно сбывается. Равно как фразы о том, что в следующий раз за одним столом соберется гораздо меньше выпускников, становятся вещими. Буквально через два месяца после написания стихотворения «19 октября 1825» произойдет восстание декабристов, которое круто изменить жизнь многих друзей поэта. Словно бы предчувствуя это, Пушкин обращается к тем, кому суждено отправиться в ссылку и на каторгу, с напутствием вспомнить «нас и дни соединений, закрыв глаза дрожащею рукой». По мнению поэта, эта «печальная отрада» позволит тем, кого не будет рядом, мысленно поднять бокалы и провозгласить традиционный тост за непоколебимую мужскую дружбу. И хотя бы один день провести в ладу и гармонии с этим жестоким миром «как ныне я, затворник ваш опальный, его провел без горя и забот».
Поэта дом опальный,
О Пущин мой, ты первый посетил;
Ты усладил изгнанья день печальный,
Ты в день его лицея превратил.
Было то в первой половине января 1825 года. В селе Тригорском (Опочецкого уезда, Псковской губернии), в доме вдовы-помещицы Прасковьи Александровны Осиповой (урожденной Вымдонской, по первому мужу - Вульф) вечерний самовар был только что убран из столовой, и хозяйка с тремя дочерьми и единственным гостем перешли в гостиную. На небольшом овальном столе перед угловым диванчиком горела уже лампа под зеленым абажуром. Сама Прасковья Александровна расположилась на своем председательском месте, посредине диванчика, и принялась раскладывать гранпасьянс. Старшая дочь (от первого брака) Анна Николаевна Вульф подсела к матери, чтобы лучше следить за раскладкой карт и в затруднительных случаях помогать советом. Сестра ее, Евпраксия Николаевна, а между своими - Зина или Зизи, предпочла отдельное кресло, чтобы заняться каким-то вышиванием. Младшая же сестра (от второго брака), подросточек Машенька, прикорнула на скамеечке у ног Евпраксии Николаевны и, положив растрепанную головку с косичками к ней на колени, не отрывала глаз от молодого гостя, в ожидании, что-то он опять сострит или расскажет, чтобы посмеяться.
Гость этот был ближайший сосед их, Александр Сергеевич Пушкин, навещавший их чуть ли не каждый день из своего сельца Михайловского. Но оживленное настроение уже оставило Пушкина: он сидел с понурою головой в каком-то грустном раздумьи.
У вас, Александр Сергеевич, верно, опять стихи на уме? - спросила девочка.
Пушкин очнулся и провел рукой по глазам.
Стихи? - повторил он. - Нет… Так что-то…
Он взглянул на каминные часы и быстро приподнялся:
Все четыре хозяйки заговорили разом:
Да куда же вы, Александр Сергеевич? Ведь совсем еще рано: всего девять. Посидите!
Меня что-то тянет домой…
А я знаю что! - объявила Машенька. - Вам надо поскорей-поскорей записать хорошенькую рифму, пока не улетела.
Нет, у меня какое-то внутреннее беспокойство, - серьезно отвечал Пушкин, - точно предчувствие…
Вечно у вас эти предчувствия и приметы! - заметила Евпраксия Николаевна. - А до сих пор ничего еще не сбылось.
Кое-что уже сбылось.
Например?
Например, предсказание старухи ворожеи Кирхгоф в Петербурге: "Du wirst zwei Mal verbannt sein", и вот я второй раз в ссылке.
Тем лучше: в третий раз, стало быть, ни за что уже не сошлют. Живите себе и пользуйтесь жизнью.
Да, двенадцать лет еще впереди.
Почему же именно двенадцать?
Потому что та же Кирхгоф предрекла мне смерть, когда мне минет тридцать семь.
Что за пустяки! - прервала его тут Прасковья Александровна. - Сыграй-ка ему, Зина, на фортепиано что-нибудь веселенькое, чтобы разогнать его мрачные мысли.
А я знаю, чем его удержать! - подхватила Машенька и захлопала в ладоши.
Да мочеными яблоками!
Вот это так, вернее нет средства, - улыбнулась мать. - Беги же, милочка, неси скорей, пока Акулина Памфиловна еще не улеглась.
Девочка вихрем умчалась к старухе ключнице. Но затосковавшего поэта даже перспектива любимого его деревенского лакомства на этот раз не прельстила. Он взял шапку и окончательно распростился. Дамы пошли, однако, провожать его еще до передней. Только что слуга подал ему шубу, как влетела Машенька с полным салатником моченых яблок.
И после этого будь любезной с гостем! Я едва-едва вырвала ключи от кладовой у нашей старой ворчуньи, а он удирает! Нет, сударь мой, извольте теперь кушать!
Достав из салатника ложкой одно яблоко покрупнее, она поднесла его к губам молодого гостя. Тому ничего не оставалось, как раскрыть рот пошире.
Да ты сахаром-то не забыла посыпать? - спросила одна из сестер.
Еще бы забыть для такого сластены! Разве не сладко? - отнеслась девочка к Пушкину.
У того рот был еще так полон, что он в ответ мог только промычать "мгм!" и кивнуть утвердительно головой.
Жуете, жуете, как беззубый старик! - подтрунила над ним Машенька. - Разве угостить вас еще соком? Ну-с, раскройте-ка ротик.
Он опять беспрекословно исполнил требование; но угощение последовало с такою стремительностью, что едва половина попала по назначению; остальное же брызнуло ему за галстук и на шубу.
Это так рассмешило шалунью, что она с звонким хохотом запрыгала козой; вместе с нею запрыгали косички у нее на затылке, запрыгали и яблоки в салатнике, и штуки две-три покатились на пол, а за ними плеснула еще струя соку.
Мать и старшие сестры только ахнули и расступились, чтобы спасти свои платья; вслед за тем все разом рассмеялись, так же как и Пушкин.
Экая ведь егоза! - говорила Прасковья Александровна. - Дай-ка сюда салатник, а то и его, пожалуй, уронишь.
Освободившись от салатника, Машенька принялась собственным платком усердно обтирать забрызганную шубу гостя.
Да вы стойте, пожалуйста, смирно! Не отряхайтесь, как пудель. Ну, вот и сухи. В благодарность вы должны написать мне тоже что-нибудь в альбом.
Про пуделя?
Да, про пуделя, то есть про себя. Напишете?
Вот увидим.
Неблагодарный!
Облили человека вкуснейшим соком, а он даже оценить не хочет. Самая черная неблагодарность! До свиданья, mesdames…
До свиданья, Александр Сергеевич! Завтра опять увидимся?
Если чего не будет…
Опять вы с вашими предчувствиями!
Что делать! Во всяком случае, не поминайте лихом.
Свои прогулки из Михайловского в Тригорское, куда не было и трех верст, в летнее время Пушкин совершал либо верхом, либо пешком, в последнем случае - подпираясь толстою палкой и в сопровождении большой дворовой собаки. Зимой же, когда пролегавшая то лесом, то полями и открытая здесь ветрам дорога была занесена сугробами снега, ему, обыкновенно, запрягали легкие сани. Так было и на этот раз.
Луна была на ущербе и еще не всходила. Благодаря, однако, расстилавшейся кругом снежной скатерти, общие очертания окружающей местности можно было различать.
Что за безлюдье, что за тишина! Словно весь мир вымер и накрылся саваном… Пушкина еще сильнее охватило безотчетное уныние.
"Не то же ли и со мной? - говорил он себе. - Всю прошлую жизнь со всеми ее треволненьями тоже снегом занесло. Кому в целом мире какое теперь дело до меня? Кому я нужен, кроме разве моей доброй няни, которая сама в гроб глядит?"
Тут из белого полусумрака восстали перед ним около самой дороги три знакомые сосны. Но в своих нахлобученных белых шапках они представлялись ему обледеневшими, застывшими навеки исполинскими мумиями; а одна из них вверху раздвоилась - ни дать ни взять громадная бесструнная лира.
"На моей лире струны еще не порваны, - думалось Пушкину, - но для кого я бренчу в моей снежной пустыне? Сам себя только тешу!"
И везде-то та же мертвая тишь, снег на всем - и в роще, на деревянной часовенке, и за рощей, на избах крестьянских: все гробы да гробы! А вот и свой домик - свой гроб…
Няня, Арина Родионовна, очевидно, поджидала своего барина-питомца. Как только он из сеней ступил в коридор, куда выходили, одна против другой, двери к нему и к ней, старушка показалась на своем пороге с зажженною свечой в руке.
Чтой-то, батюшка мой, больно рано вернулся? Аль неможется?
Нет, ничего… - отвечал Пушкин, снимая шубу и вешая на гвоздь. (Он раз навсегда запретил слабосильной старушке помогать ему при этом.) - А что, няня, без меня тут ничего не случилось?
Чему еще случиться? - точно даже испугалась она и осенила себя крестом. - Господь нас помилуй!
В этой статье мы рассмотрим произведение "19 октября 1825" (Пушкин). Анализ стихотворения поможет вам понять его основные особенности.
Прежде всего, необходимо сказать несколько слов о значении даты в его названии. Что же это за дата - 19 октября 1825? которого мы проведем, в 1817 г. завершил обучение в
Его друзья-лицеисты на прощальном балу решили, что каждый год 19 октября они будут собираться вместе и вспоминать о годах юности в годовщину основания учебного заведения, выпускниками которого они стали. Таким образом, эта дата была очень важна для поэта. Ведь ровно 14 лет назад, 19 октября 1811 года, состоялось открытие Царскосельского лицея.
Где находился 19 октября 1825 Пушкин
Продолжим рассказом о том, где находился А.С. Пушкин в очередную годовщину основания лицея. Нужно отметить, что долгие годы традиция встреч соблюдалась неукоснительно, несмотря на то, что собираться вместе было непросто, ведь жизнь разбросала по всему миру бывших лицеистов. В 1825 г. Александр Сергеевич, сосланный в родовое поместье Михайловское за вольнодумство и неуважение к царю, не смог принять участие во встрече выпускников. Тем не менее он прислал стихотворное письмо своим товарищам. Это письмо торжественно зачитали всем присутствующим на встрече. Пушкин к этому времени уже был известен как один из наиболее дерзких и талантливых поэтов современности. Однако это не помешало Александру Сергеевичу относиться с глубоким уважением к своим друзьям, хоть и не ставшим выдающимися художниками слова, но, безусловно, обладавшими большими литературными способностями.
Воспоминания о товарищах из лицея
В стихотворении под названием "19 октября 1825" А. Пушкин вспомнил всех тех, с кем ему пришлось делить все горести и радости на протяжении 6-ти лет обучения в лицее. Поэт с сожалением отметил, что уже нет в живых многих его верных товарищей. Другие же не смогли присоединиться ко встрече по различным причинам, и их не оказалось в числе тех, кто пирует в этот день "на как отметил в произведении "19 октября 1825" Пушкин. Анализ стихотворения показывает, что Александр Сергеевич находит им оправдание. Он отмечает, что судьба часто преподносит сюрпризы своим баловням. Эти сюрпризы необходимо воспринимать с пониманием, если не с благодарностью.
Душевная близость лицеистов
Александр Сергеевич отмечает, что он пьет один в этот день, отдавая своим друзьям дань уважения. Он по-прежнему помнит и любит их, и его товарищи платят взаимностью поэту. Автор восклицает: "Друзья мои, прекрасен наш союз!". Так он утверждает, что душевную близость, возникшую однажды между лицеистами и сохранившуюся до сих пор, не способны разрушить никакие повороты судьбы. При этом Александр Сергеевич выражает благодарность своим друзьям за то, что они в ущерб своей репутации и вопреки здравому смыслу навестили поэта, пренебрегая общественным мнением. Находившийся в изгнании поэт пишет, что он "обнял здесь" трех своих товарищей. Именно эти встречи Александра Сергеевича с Дельвигом, Горчаковым и Пущиным заставили его относиться к ударам судьбы более философски. Их поддержка была очень важна для Пушкина, который не отказался от того, что считал своим призванием. Поэт продолжил творить.
Положительные стороны ссылки
Долгие беседы с лицейскими товарищами натолкнули Александра Сергеевича на мысль о том, что творчество "не терпит суеты". Именно поэтому Пушкин начал относиться к вынужденному заключению с некоторой долей благодарности и иронии. Ведь поэт получил прекрасную возможность посвятить все свободное время переосмыслению жизни и творчеству. Пушкин в Михайловском создал множество прекрасных произведений, которые вошли в золотой фонд русской литературы.
Предсказания Пушкина
Поэт, обращаясь к своим друзьям из лицея, предсказывает, что через год ему удастся поднять бокал с вином вместе с ними, чтобы отметить 19 октября. И действительно, это пророчество сбылось. А фразы о том, что через год за столом будет намного меньше выпускников, также стали вещими.
Через 2 месяца после создания стихотворения Пушкина "19 октября 1825" случилось Оно коренным образом изменило жизнь множества лицейских товарищей Александра Сергеевича. Как будто предчувствуя обращается к тем из них, кому суждена ссылка и каторга. Он призывает их вспомнить "нас и дни соединений". Александр Сергеевич считает, что эта "печальная отрада", которую они найдут в воспоминаниях, позволит им мысленно поднять бокалы для того, чтобы провозгласить тост за мужскую дружбу. Так они смогут провести хоть один день в гармонии и ладу с жестоким миром, как и Пушкин провел его "без горя и забот".
Средства выразительности в стихотворении
Интересующее нас произведение написано ямбом. Главная особенность в его построении состоит в использовании автором сложных предложений. В тексте имеется множество восклицательных знаков. Это свидетельствует об эмоциональном состоянии Александра Сергеевича. Кроме того, в нем можно найти риторические вопросы, связанные с размышлениями автора о судьбе его товарищей. В этом стихотворении, как и во всем остальном творчестве Пушкина, присутствуют метафоры, эпитеты и олицетворения.
В заключение
Завершая 1825" (Пушкин), отметим, что воспоминания о лицее навсегда остались в памяти Александра Сергеевича. Он считал его колыбелью свободомыслия, "лицейской республикой", которая сплотила в "святое братство" его товарищей. Стихотворение Пушкина согрето большой нежностью, искренней любовью к друзьям. Когда поэт говорит о своем одиночестве в ссылке, когда он вспоминает Корсакова, умершего в Италии, в его стихах звучит мужественная грусть. Все произведение представляет собой гимн дружбе.
Конечно, мы провели лишь краткий анализ стихотворения "19 октября 1825". Пушкин - великий поэт, выдающийся мастер слова. В каждом его произведении можно найти интересные художественные особенности. Предлагаем вам самостоятельно провести анализ стихотворения А.С. Пушкина "19 октября 1825". Наверняка вы сможете дополнить разбор этого произведения, представленный в нашей статье. Анализ стихотворения Пушкина "19 октября 1825 года" позволяет лучше понять жизненный путь и внутренний мир поэта.
Стихотворение «19 октября» изучают в 9 классе. Стихотворение имеет непосредственное отношение к жизни Александра Пушкина. Дело в том, что 19 октября 1811 года он, в числе других молодых людей, стал слушателем знаменитого Царскосельского лицея. Это был первый набор лицеистов и, наверное, самый знаменитый. С Александром Пушкиным учились и другие, ставшие известными людьми. Достаточно вспомнить декабриста Пущина, министра иностранных дел Империи Горчакова, поэта Кюхельбекера, издателя Дельвига, композитора Яковлева, адмирала Матюшкина. Лицеисты по окончании выпускных экзаменов, договорились о том, что будут встречаться каждый год, 19 октября, в день рождения лицейского братства.В 1825 году Пушкин, находясь в ссылке в Михайловском, не смог попасть на встречу лицеистов, но он адресовал друзьям поэтические строки, вошедшие в сборники под названием «19 октября». Стихотворение – настоящее дружеское послание. Но оно столь торжественно и одновременно печально, что его можно сравнить и с одой, и с элегией. В нем выделяются две части - минорная и мажорная.
В первой части поэт говорит о том, что грустит в этот дождливый осенний день и, сидя в кресле с бокалом вина, пытается мысленно перенестись к друзьям – лицеистам. Он думает не только о себе, но и о тех, кто так же, как и он, не сможет попасть на встречу, например, о Матюшкине, который отправился в очередную экспедицию. Поэт вспоминает всех и каждого, и с особым трепетом говорит о своем друге Корсакове, который уже никогда не вольется в веселый круг бывших лицеистов, так как он умер в Италии.Пушкин воспевает лицейскую дружбу, говорит, что только его бывшие соученики являются настоящими друзьями, ведь только они рискнули навестить ссыльного и опального поэта (а новые друзья, появившиеся после учебы в Лицее, ложны), дружба их – священный союз, который не смогли разрушить ни время, ни обстоятельства. Ощущение грусти и одиночества усиливаются описанием осеннего пейзажа, который поэт наблюдает за окном. Во второй части стихотворения настроение иное, поэт говорит, что в следующем году обязательно приедет на встречу, и прозвучат уже приготовленные им тосты. Этот день, несмотря на осеннюю хмарь, он все же провел без огорчения. Произведение необычайно эмоционально. Это одновременно и монолог, и диалог с друзьями, которые далеко и которых поэт очень хотел бы увидеть. Текст стихотворения Пушкина «19 октября» изобилует обращениями, эпитетами, сравнениями, вопросительными и восклицательными предложениями. Они ещё ярче передают настроения поэта обеих частей произведения.
Это стихотворение – гимн не только дружбе, но и Лицею. Именно в этом учебном заведении поэт сформировался как личность, здесь проявился его литературный талант. Именно в Лицеи ему стала понятна глубинная суть слов «честь» и «достоинство», именно здесь всех учеников научили по-настоящему любить Родину, поэтому поэт благодарен Лицею (и даже царю Александру Первому, его основавшему) и готов пронести воспоминания о чудесных школьных годах через всю жизнь. Благодаря музыкальности, яркости, стихотворения «19 октября» можно считать настоящим литературным шедевром. Читать стих «19 октября» Пушкин Александр Сергеевич можно онлайн на нашем сайте, а можно скачать его полностью для урока литературы.
Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле,
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.
Печален я: со мною друга нет,
С кем долгую запил бы я разлуку,
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать веселых много лет.
Я пью один; вотще воображенье
Вокруг меня товарищей зовет;
Знакомое не слышно приближенье,
И милого душа моя не ждет.
Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют…
Но многие ль и там из вас пируют?
Еще кого не досчитались вы?
Кто изменил пленительной привычке?
Кого от вас увлек холодный свет?
Чей глас умолк на братской перекличке?
Кто не пришел? Кого меж вами нет?
Он не пришел, кудрявый наш певец,
С огнем в очах, с гитарой сладкогласной:
Под миртами Италии прекрасной
Он тихо спит, и дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном,
Чтоб некогда нашел привет унылый
Сын севера, бродя в краю чужом.
Сидишь ли ты в кругу своих друзей,
Чужих небес любовник беспокойный?
Иль снова ты проходишь тропик знойный
И вечный лед полунощных морей?
Счастливый путь!.. С лицейского порога
Ты на корабль перешагнул шутя,
И с той поры в морях твоя дорога,
О волн и бурь любимое дитя!
Ты сохранил в блуждающей судьбе
Прекрасных лет первоначальны нравы:
Лицейский шум, лицейские забавы
Средь бурных волн мечталися тебе;
Ты простирал из-за моря нам руку,
Ты нас одних в младой душе носил
И повторял: «На долгую разлуку
Нас тайный рок, быть может, осудил!»
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен -
Неколебим, свободен и беспечен,
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина
И счастие куда б ни повело,
Всё те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
Из края в край преследуем грозой,
Запутанный в сетях судьбы суровой,
Я с трепетом на лоно дружбы новой,
Устав, приник ласкающей главой…
С мольбой моей печальной и мятежной,
С доверчивой надеждой первых лет,
Друзьям иным душой предался нежной;
Но горек был небратский их привет.
И ныне здесь, в забытой сей глуши,
В обители пустынных вьюг и хлада,
Мне сладкая готовилась отрада:
Троих из вас, друзей моей души,
Здесь обнял я. Поэта дом опальный,
О Пущин мой, ты первый посетил;
Ты усладил изгнанья день печальный,
Ты в день его Лицея превратил.
Ты, Горчаков, счастливец с первых дней,
Хвала тебе - фортуны блеск холодный
Не изменил души твоей свободной:
Всё тот же ты для чести и друзей.
Нам разный путь судьбой назначен строгой;
Ступая в жизнь, мы быстро разошлись:
Но невзначай проселочной дорогой
Мы встретились и братски обнялись.
Когда постиг меня судьбины гнев,
Для всех чужой, как сирота бездомный,
Под бурею главой поник я томной
И ждал тебя, вещун пермесских дев,
И ты пришел, сын лени вдохновенный,
О Дельвиг мой: твой голос пробудил
Сердечный жар, так долго усыпленный,
И бодро я судьбу благословил.
С младенчества дух песен в нас горел,
И дивное волненье мы познали;
С младенчества две музы к нам летали,
И сладок был их лаской наш удел:
Но я любил уже рукоплесканья,
Ты, гордый, пел для муз и для души;
Свой дар, как жизнь, я тратил без вниманья,
Ты гений свой воспитывал в тиши.
Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво:
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты…
Опомнимся - но поздно! и уныло
Глядим назад, следов не видя там.
Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было,
Мой брат родной по музе, по судьбам?
Пора, пора! душевных наших мук
Не стоит мир; оставим заблужденья!
Сокроем жизнь под сень уединенья!
Я жду тебя, мой запоздалый друг -
Приди; огнем волшебного рассказа
Сердечные преданья оживи;
Поговорим о бурных днях Кавказа,
О Шиллере, о славе, о любви.
Пора и мне… пируйте, о друзья!
Предчувствую отрадное свиданье;
Запомните ж поэта предсказанье:
Промчится год, и с вами снова я,
Исполнится завет моих мечтаний;
Промчится год, и я явлюся к вам!
О, сколько слез и сколько восклицаний,
И сколько чаш, подъятых к небесам!
И первую полней, друзья, полней!
И всю до дна в честь нашего союза!
Благослови, ликующая муза,
Благослови: да здравствует Лицей!
Наставникам, хранившим юность нашу,
Всем честию, и мертвым и живым,
К устам подъяв признательную чашу,
Не помня зла, за благо воздадим.
Полней, полней! и, сердцем возгоря,
Опять до дна, до капли выпивайте!
Но за кого? о други, угадайте…
Ура, наш царь! так! выпьем за царя.
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал Лицей.
Пируйте же, пока еще мы тут!
Увы, наш круг час от часу редеет;
Кто в гробе спит, кто дальный сиротеет;
Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;
Невидимо склоняясь и хладея,
Мы близимся к началу своему…
Кому ж из нас под старость день Лицея
Торжествовать придется одному?
Несчастный друг! средь новых поколений
Докучный гость и лишний, и чужой,
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой…
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведет,
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провел без горя и забот.
11 (23) января 1825 года в Михайловское приехал лицейский друг Пушкина Иван Иванович Пущин. Это была их последняя встреча.
Пущин Иван Иванович (1798-1859) - один из ближайших лицейских друзей Пушкина, его «первый» и «бесценный» друг. В табели об успехах аттестуется: «В российском и латинском языках - превосходные успехи и более тверды, нежели блистательны; редкого прилежания, счастливых дарований» . В отзыве весьма скупого на оценки М. А. Корфа: «Со светлым умом, с чистой душой, с самыми благородными намерениями, он был в Лицее любимцем всех товарищей» .
Подружился Пушкин с Пущиным еще до вступительных экзаменов, и эта дружба была неизменной до кончины великого поэта. В Лицее их комнаты были рядом – Иван Пущин № 13, Александр Пушкин № 14, и это также способствовало сближению серьезного и рассудительного Пущина с пылким и увлекающимся Пушкиным. Свою любовь и преданность другу поэт высказал в ряде стихотворений, написанных еще в Лицее: «К Пущину» (1815), «Воспоминание» (1815), «Вот здесь лежит больной студент...» (1817) и «В альбом Пущину» - накануне окончания Лицея:
Ты вспомни быстрые минуты первых дней,
Неволю мирную, шесть лет соединенья,
Печали, радости, мечты души твоей,
Размолвки дружества и сладость примиренья...
По окончании Лицея Пущин определился в гвардейскую Конную артиллерию, а в 1823 году перешел на гражданскую службу в Московский надворный суд, где занял скромное место судьи. Он энергично боролся со взяточничеством и несправедливостью и, по словам современника, был «первым честным человеком, который сидел когда- либо в русской казенной палате».
Еще в Лицее Пущин участвовал в преддекабристской организации «Священная артель» и несколько позднее стал членом Союза благоденствия и Северного общества. В январе 1825 года Пущин посетил опального поэта в Михайловском. «Он, как дитя, был рад нашему свиданию»,- вспоминал Пущин позднее. Они говорили о политическом положении в стране, читали в рукописи привезенную Пущиным комедию «Горе от ума».
И ныне здесь, в забытой сей глуши,
В обители пустынных вьюг и хлада,
Мне сладкая готовилась отрада:
...Поэта дом опальный,
О Пущин мой, ты первый посетил;
Ты усладил изгнанья день печальный,
Ты в день его Лицея превратил.
Друзьям больше не суждено было встретиться. Декабрьское восстание 1825 года навеки разлучило их. За участие в нем декабрист Пущин был сослан на каторгу в Сибирь. Через год до Пущина дошло проникновенное стихотворение Пушкина, адресованное изгнаннику:
Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.
В первоначальном неоконченном послании И. И. Пущину 1825 г. за стихом «Твой колокольчик огласил» следовало:
Забытый кров, шалаш опальный
Ты вдруг отрадой оживил,
На стороне глухой и дальней
Ты день изгнанья, день печальный
С печальным другом разделил.
Скажи, куда девались годы,
Дни упований и свободы,
Скажи, что наши? что друзья?
Где ж эти липовые своды?
Где ж молодость? Где ты? Где я?
Судьба, судьба рукой железной
Разбила мирный наш лицей,
Но ты счастлив, о брат любезный,
На избранной чреде своей.
Ты победил предрассужденья
И от признательных граждан
Умел истребовать почтенья,
В глазах общественного мненья
Ты возвеличил темный сан.
В его смиренном основанье
Ты правосудие блюдешь,
Ты честь...........
...................
В конце послания, как раз и говорится о должности судьи, избранной Пущиным после его ухода из гвардии. Об этом же строки из черновой рукописи «19 октября», которые И. И. Пущин процитирует позднее в «Записках о Пушкине»:
Ты, освятив тобой избранный сан,
Ему в очах общественного мненья
Завоевал почтение граждан.
Через несколько лет Пушкин встретился на Кавказе с декабристом Михаилом Ивановичем Пущиным, который вскоре написал брату: «Он любит тебя по-старому и надеется, что и ты сохраняешь к нему то же чувство». Смерть великого поэта Пущин воспринял как личную и общественную потерю. «Последняя могила Пушкина! Кажется, если бы при мне должна была случиться несчастная его история... то роковая пуля встретила бы мою грудь: я бы нашел средство сохранить поэта-товарища, достояние России...»
Кто долго жил в глуши печальной,
Друзья, тот верно знает сам,
Как сильно колокольчик дальный
Порой волнует сердце нам.
Не друг ли едет запоздалый,
Товарищ юности удалой?..
…Проведя праздник у отца в Петербурге, после крещения я поехал в Псков. Погостил у сестры (Екатерины Ивановны, которая была замужем за Иваном Александровичем Набоковым, командовавшим дивизией, квартировавшей в то время в Пскове) несколько дней и от нее вечером пустился из Пскова; в Острове, проездом ночью, взял три бутылки клико и к утру следующего дня уже приближался к желаемой цели. Свернули мы наконец с дороги в сторону, мчались среди леса по гористому проселку: все мне казалось не довольно скоро! Спускаясь с горы, недалеко уже от усадьбы, которой за частыми соснами нельзя было видеть, сани наши в ухабе так наклонились набок, что ямщик слетел. Я с Алексеем, неизменным моим спутником от лицейского порога до ворот крепости, кой-как удержался в санях. Схватили вожжи.
Кони несут среди сугробов, опасности нет: в сторону не бросятся, все лес и снег им по брюхо, править не нужно. Скачем опять в гору извилистою тропой; вдруг крутой поворот, и как будто неожиданно вломились с маху в притворенные ворота, при громе колокольчика. Не было силы остановить лошадей у крыльца, протащили мимо и засели в снегу нерасчищенного двора...
Я оглядываюсь: вижу на крыльце Пушкина, босиком, в одной рубашке, с поднятыми вверх руками. Не нужно говорить, что тогда во мне происходило. Выскакиваю из саней, беру его в охапку и тащу в комнату. На дворе страшный холод, но в иные минуты человек не простужается. Смотрим друг на друга, целуемся, молчим. Он забыл, что надобно прикрыть наготу, я не думал об заиндевевшей шубе и шапке.
Было около восьми часов утра. Не знаю, что делалось. Прибежавшая старуха застала нас в объятиях друг друга в том самом виде, как мы попали в дом: один - почти голый, другой - весь забросанный снегом. Наконец пробила слеза (она и теперь, через тридцать три года, мешает писать в очках), мы очнулись. Совестно стало перед этою женщиной, впрочем, она все поняла. Не знаю, за кого приняла меня, только, ничего не спрашивая, бросилась обнимать. Я тотчас догадался, что это добрая его няня, столько раз им воспетая, - чуть не задушил ее в объятиях.
Все это происходило на маленьком пространстве. Комната Александра была возле крыльца, с окном на двор, через которое он увидел меня, услышав колокольчик. В этой небольшой комнате помещалась кровать его с пологом, письменный стол, шкаф с книгами и проч. и проч. Во всем поэтический беспорядок, везде разбросаны исписанные листы бумаги, всюду валялись обкусанные, обожженные кусочки перьев (он всегда с самого Лицея писал оглодками, которые едва можно было держать в пальцах). Вход к нему прямо из коридора; против его двери - дверь в комнату няни, где стояло множество пяльцев.
После первых наших обниманий пришел и Алексей, который, в свою очередь, кинулся целовать Пушкина; он не только близко знал и любил поэта, но и читал наизусть многие из его стихов. Я между тем приглядывался, где бы умыться и хоть сколько-нибудь оправиться. Дверь во внутренние комнаты была заперта, дом не топлен. Кое-как все это тут же уладили, копошась среди отрывистых вопросов: что? как? где? и проч. Вопросы большею частью не ожидали ответов. Наконец помаленьку прибрались; подали нам кофе; мы уселись с трубками. Беседа пошла правильнее; многое надо было хронологически рассказать, о многом расспросить друг друга. Теперь не берусь всего этого передать.
Вообще Пушкин показался мне несколько серьезнее прежнего, сохраняя, однако ж, ту же веселость; может быть, самое положение его произвело на меня это впечатление. Он, как дитя, был рад нашему свиданию, несколько раз повторял, что ему еще не верится, что мы вместе. Прежняя его живость во всем проявлялась, в каждом слове, в каждом воспоминании: им не было конца в неумолкаемой нашей болтовне. Наружно он мало переменился, оброс только бакенбардами; я нашел, что он тогда был очень похож на тот портрет, который потом видел в «Северных цветах» ….
Пушкин заставил меня рассказать ему про всех наших первокурсных Лицея; потребовал объяснения, каким образом из артиллеристов я преобразовался в судьи. Это было ему по сердцу, он гордился мною и за меня!
… Я привез Пушкину в подарок «Горе от ума»; он был очень доволен этою тогда рукописною комедией, до того ему вовсе почти незнакомою. После обеда, за чашкой кофе, он начал читать ее вслух; но опять жаль, что не припомню теперь метких его замечаний, которые, впрочем, потом частию явились в печати...
… Пушкин, как ни в чем не бывало, продолжал читать комедию; я с необыкновенным удовольствием слушал его выразительное и исполненное жизни чтение, довольный тем, что мне удалось доставить ему такое высокое наслаждение. Потом он мне прочел кое-что свое, большею частью в отрывках, которые впоследствии вошли в состав замечательных его пиес; продиктовал начало из поэмы «Цыганы» для «Полярной звезды» и просил, обнявши крепко Рылеева, благодарить за его патриотические «Думы»…
….Между тем время шло за полночь. Нам подали закусить: на прощанье хлопнула третья пробка. Мы крепко обнялись в надежде, может быть, скоро свидеться в Москве. Шаткая эта надежда облегчила расставанье после так отрадно промелькнувшего дня. Ямщик уже запряг лошадей, колоколец брякнул у крыльца, на часах ударило три. Мы еще чокнулись стаканами, но грустно пилось: как будто чувствовалось, что последний раз вместе пьем, и пьем на вечную разлуку! Молча я набросил на плечи шубу и убежал в сани. Пушкин еще что-то говорил мне вслед; ничего не слыша, я глядел на него: он остановился на крыльце со свечой в руке. Кони рванули под гору. Послышалось: «Прощай, друг!» Ворота скрипнули за мной...
Завершает Иван Иванович свои «Записки» словами:
…В Петербурге навещал меня, больного, Константин Данзас. Много говорил я о Пушкине с его секундантом. Он между прочим рассказал мне, что раз как-то, во время последней его болезни, приехала У. К. Глинка, сестра Кюхельбекера; но тогда ставили ему пиявки. Пушкин, прося поблагодарить ее за участие, извинялся, что не может принять. Вскоре потом со вздохом проговорил:
«Как жаль, что нет теперь здесь ни Пущина, ни Малиновского!»
Вот последний вздох Пушкина обо мне. Этот предсмертный голос друга дошел до меня с лишком через двадцать лет!
Им кончаю и рассказ мой.
