THE BELL

Есть те, кто прочитали эту новость раньше вас.
Подпишитесь, чтобы получать статьи свежими.
Email
Имя
Фамилия
Как вы хотите читать The Bell
Без спама

Проблема свободы всегда волновала художников слова. Именно свобода была притягательна для романтических героев. Ради нее они были готовы принять смерть. Ведь романтизм как литературное течение формировал вполне определенный канон: исключительная личность, предъявляющая миру исключительные же требования. Поэтому герой на порядок выше людей, его окружающих, поэтому общество как таковое им отвергается. Этим обусловлено и типичное одиночество героя: для него это естественное состояние, а отдушину герой находит только в общении с природой, причем чаще со стихией.

Максим Горький в своих ранних произведениях обращается к традициям романтизма , но в контексте ХХ века его творчество получает определение неоромантического .

В 1892 году в печати появился первый романтический рассказ «Макар Чудра» , в котором старый цыган появляется перед читателем в окружении романтического пейзажа: его окутывает «мгла осенней ночи» , открывающая слева безграничную степь и справа бесконечное море. Писатель дает ему возможность говорить о себе, о своих взглядах, а история Лойко Зобара и Радды, рассказанная старым чабаном, становится основным средством раскрытия образа главного героя , ведь его именем назван рассказ.

Повествуя о Радде и Лойко, Чудра говорит скорее о себе. В основе его характера лежит единственное начало, которое он считает наиболее ценным, - максимальное стремление к свободе . Для героев воля тоже дороже всего на свете. В Радде проявление гордости настолько сильно, что ее не может сломить даже любовь к Лойко Зобару: «Никогда я никого не любила, Лойко, а тебя люблю. А еще я люблю волю! Волю-то, Лойко, я люблю больше, чем тебя» .

Такое неразрешимое противоречие между любовью и гордостью в романтическом характере воспринимается Макаром Чудрой как абсолютно естественное, а разрешиться оно может только смертью: романтический герой не может пожертвовать ни своей безграничной любовью, ни абсолютной гордостью. Но ведь любовь предполагает смирение, самопожертвование и способность покориться любимому человеку. А этого-то как раз и не могут сделать герои легенды, рассказанной Чудрой.

Какую же оценку дает этой позиции Макар Чудра? Он считает, что только так и должен понимать жизнь настоящий человек, который достоин подражания, и только с такой позицией можно сохранить личную свободу.

Но соглашается ли автор со своим героем? Какова же авторская позиция и каковы средства ее выражения? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно отметить важную композиционную особенность ранних произведений Горького – наличие образа повествователя . На первый взгляд, это незаметный образ, ведь он не проявляет себя в каких-либо действиях. Но именно позиция этого человека, странника, который встречает на своем пути разных людей, особенно важна для самого писателя.

Практически во всех ранних романтических произведениях Максима Горького будет воплощено и негативное сознание, искажающее реальную картину бытия, и позитивное, наполняющее жизнь более высоким смыслом и содержанием. А пристальный взгляд автобиографического героя как будто выхватывает самые яркие характеры – такие, как Макар Чудра.

И пусть он довольно скептически выслушивает возражения героя-повествователя, но именно финал расставляет все точки над «и» в позиции автора. Когда рассказчик, глядя во тьму бескрайней степи, видит, как цыгане Лойко Зобар и Радда «кружились во тьме ночи плавно и безмолвно» , и никак «не мог красавец Лойко поравняться с гордой Раддой» , он и выявляет свою позицию. Да, в этих словах звучит восхищение, но думающий читатель осознает бесплодность такого кровавого исхода: даже после смерти Лойко не может стать вровень с красавицей Раддой.

В соответствии с лучшими традициями романтизма Максим Горький использовал в своем рассказе множество средств выразительности. Описывая главных героев, он пользуется гиперболой: красоту Радды можно только на скрипке сыграть, а усы Лойко легли на плечи и смешались с кудрями. Для передачи особенностей речи, особенно старого Чудры, вводит обращения, междометия, риторические восклицания.

Немалую роль играет пейзаж, но не простой, а одушевленный, где Макар управляет волнами, а море распевает мрачный, но при этом торжественный гимн паре гордых красавцев-цыган.

  • «Детство», краткое содержание по главам повести Максима Горького
  • «На дне», анализ драмы Максима Горького
  • «Старуха Изергиль», анализ рассказа Горького

История создания произведения Горького «Макар Чудра»

Рассказ «Макар Чудра» был опубликован в тифлисской газете «Кавказ» от 12 сентября 1892 года. Впервые автор подписался псевдонимом Максим Горький. Этим рассказом начинается романтический период в творчестве писателя. К романтическим произведениям М. Горького можно отнести также: рассказ «Старуха Изергиль», «Песню о Соколе» и «Песню о Буревестнике», поэму «Девушка и смерть» и другие произведения писателя.
В одном из писем к А.П. Чехову Горький писал: «Право же, — настало время нужды в героическом: все хотят возбуждающего, яркого, такого, знаете, чтобы не было похоже на жизнь, а было выше ее, лучше, красивее. Обязательно нужно, чтобы теперешняя литература немножко начала прикрашивать жизнь, и, как только она это начнет, — жизнь прикрасится, то есть люди заживут быстрее, ярче».
Название рассказа связано с именем главного героя. Макар Чудра — старый цыган, вдумчивый философ, знающий суть жизни, табор которого странствует по югу России.

Род, жанр, творческий метод анализируемого произведения

Цикл романтических произведений М. Горького сразу привлек к себе внимание критиков и читателей прекрасным литературным языком, актуальностью темы, интересной композицией (включение в повествование легенд и сказок). Для романтических произведений характерно противопоставление героя и действительности. Так построен и рассказ «Макар Чудра», жанровой особенностью которого является «рассказ в рассказе». Макар Чудра выступает не только в роли главного героя, но и в роли рассказчика. Такой художественный прием придает повествованию большую поэтичность и своеобразие, помогает в большей степени раскрыть представления о ценностях жизни, идеалы автора и рассказчика. Действие рассказа разворачивается на фоне бурлящего моря, степного ветра, тревожной ночи. Это атмосфера свободы. Рассказчик отводит себе роль мудрого созерцателя жизни. Макар Чудра — скептик, разочаровавшийся в людях. Много пожив и повидав, он ценит лишь свободу. Это единственный критерий, которым Макар мерит человеческую личность.

Тема романтических произведений писателя — стремление к свободе. О воле и свободе рассказывает и «Макар Чудра». В основу произведения положена поэтическая история любви Лойко и Рад-ды, рассказанная Макаром Чудрой. Герои красивой легенды не могут сделать выбор между гордостью, вольнолюбием и любовью. Страсть к свободе определяет их помыслы и поступки. В результате оба погибают.
Идея
В небольшом по объему рассказе заложены идеи свободы, красоты и радости жизни. Рассуждения Макара Чудры о жизни свидетельствуют о философском складе ума старого цыгана: «Разве ты сам — не жизнь? Другие люди живут без тебя и проживут без тебя. Разве ты думаешь, что ты кому-то нужен? Ты не хлеб, не палка, и не нужно тебя никому...». Макар Чудра говорит о стремлении к внутренней свободе, свободе без ограничений, так как только свободный человек может быть счастлив. Поэтому старый мудрый цыган советует собеседнику идти своим путем, чтобы не «загинуть даром». Единственная ценность на земле — свобода, ради нее стоит жить и умереть, так считают герои этого рассказа. Именно этим продиктованы поступки Лойко и Радды. В рассказе Горький выступил с гимном прекрасному и сильному человеку. Стремление к подвигу, поклонение силе, прославление свободы нашло отражение в рассказе «Макар Чудра».

Характер конфликта

Для старого цыгана самое главное в жизни — личная свобода, которую он никогда ни на что не променял бы. Его стремление к свободе воплощают и герои легенды, которую рассказывает Макар Чудра . Молодые и красивые Лойко Зобар и Радда любят друг друга. Но у обоих стремление к личной свободе так сильно, что даже на свою любовь они смотрят как на цепь, сковывающую их независимость. Каждый из них, признаваясь в любви, ставит свои условия, стараясь главенствовать. Это приводит к напряженному конфликту, заканчивающемуся смертью героев.

Основные герои

В рассказе одним из основных героев является старый цыган Макар Чудра. Мудрость цыгана раскрывается через переданную им легенду о влюбленных Лойко и Радде. Он считает, что гордость и любовь несовместимы. Любовь заставляет смириться и покориться любимому человеку. Макар рассуждает о человеке и свободе: «Ведома ему воля? Ширь степная понятна? Говор морской волны веселит ему сердце? Он раб — как только родился, и все тут!» По его мнению, человек, рожденный рабом, не способен совершить подвиг. Макар восхищается Лойко и Раддой. Он полагает, что именно так должен воспринимать жизнь настоящий человек, достойный подражания, и что только в такой жизненной позиции можно сохранить собственную свободу. Как настоящий философ, он понимает: невозможно человека научить чему-нибудь, если он сам не захочет учиться, поскольку «всякий сам учится». Вопросом на вопрос отвечает он своему собеседнику: «А ты можешь научиться сделать людей счастливыми? Нет, не можешь».
Рядом с Макаром присутствует образ слушателя, от лица которого ведется повествование. Этот герой занимает в рассказе не так уж много места, но для понимания авторской позиции, замысла и творческого метода значимость его велика. Он мечтатель, романтик, чувствующий красоту окружающего мира. Его видение мира вносит в рассказ романтическое начало, радость, дерзновенность, обилие красок: «С моря дул влажный, холодный ветер, разнося по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей на берег волны и шелеста прибрежных кустов; ...окружающая нас мгла осенней ночи вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала на миг слева — безграничную степь, справа — бесконечное море...».
Анализ произведения показывает, что романтическое начало заключено в героях красивой легенды — молодых цыганах, с молоком матери впитавших дух вольной жизни. Для Лойко высшей ценностью является свобода, откровенность и доброта: «Он любил только коней и ничего больше, и то недолго — поездит, да и продаст, а деньги, кто хочет, тот и возьми. У него не было заветного — нужно тебе его сердце, он сам бы вырвал его из груди, да тебе и отдал, только бы тебе от того хорошо было». Радда настолько горда, что ее не может сломить любовь к Лойко: «Никогда я никого не любила, Лойко, а тебя люблю. А еще я люблю волю! Волю-то, Лойко, я люблю больше, чем тебя». Неразрешимое противоречие между Раддой и Лойко — любовью и гордостью, по мнению Макара Чудры, может разрешиться только смертью. И герои отказываются от любви, счастья и предпочитают погибнуть во имя воли и абсолютной свободы.

Сюжет и композиция произведения

Путник встречает на берегу моря старого цыгана Макара Чудру. В разговоре о свободе, смысле жизни Макар Чудра рассказывает красивую легенду о любви молодой цыганской пары. Лойко Зобар и Радда любят друг друга. Но у обоих стремление к личной свободе превыше всего на свете. Это приводит к напряженному конфликту, заканчивающемуся смертью героев. Лойко уступает Радде, при всех встает перед ней на колени, что у цыган считается страшным унижением, и в тот же миг убивает ее. И сам погибает от рук ее отца.
Особенностью композиции этого рассказа является его построение по принципу «рассказ в рассказе»: автор в уста главного героя вкладывает романтическую легенду. Она помогает глубже понять его внутренний мир и систему ценностей. Для Макара Лойко и Радда — идеалы свободолюбия. Он уверен, что два прекрасных чувства, гордость и любовь, доведенные до своего высшего выражения, не могут примириться.
Другой особенностью композиции этого рассказа является наличие образа повествователя. Он почти незаметен, но в нем легко угадывается сам автор.

Художественное своеобразие

В романтических произведениях Горький обращается к романтической поэтике. В первую очередь это касается жанра. Легенды и сказки становятся излюбленным жанром писателя в этот период творчества.
Многообразна палитра изобразительных средств, которые использовал писатель в рассказе. «Макар Чудра» полон образных сравнений, точно передающих чувства и настроение героев: «...улыбка — это целое солнце», «Лойко стоит в огне костра, как в крови», «... сказала, точно снегом в нас кинула», «Он был похож на старый дуб, обожженный молнией...», «... зашатался, как сломанное дерево» и т.д. Особенностью рассказа является необычная форма диалога Макара Чудры и повествователя. В нем слышится только один голос — голос главного героя, и только из реплик этого одного говорящего мы догадываемся о реакции и ответных репликах его собеседника: «Учиться и учить, говоришь ты?» Такая своеобразная форма фраз служит автору для того, чтобы сделать свое присутствие в рассказе менее заметным.
Горький большое внимание уделяет речи своих героев. Так, например, Макар Чудра по цыганской традиции перебивает свой рассказ обращением к собеседнику, называя его соколом: «Эге! Было, сокол...», «Вон он какой был, сокол!..», «Вот она какова была Радда, сокол!..», «Так-то, сокол!..» В обращении «сокол» мы видим образ, близкий цыганскому духу, образ свободной и смелой птицы. Чудра свободно видоизменяет некоторые географические названия тех мест, по которым кочевали цыгане: «Галичина» — вместо Галиция, «Славония» — вместо Словакия. В его рассказе часто повторяется слово «степь», так как степь была основным местом жизни цыган: «Плачет девушка, провожая добра молодца! Добрый молодец кличет девушку в степь...», «Ночь светлая, месяц серебром всю степь залила...», «На всю степь гаркнул Лойко...».
Автор широко пользуется приемом пейзажных зарисовок. Морской пейзаж является своеобразным обрамлением всей сюжетной линии рассказа. Море тесно связано с душевным состоянием героев: сначала оно спокойно, только «влажный, холодный ветер» разносит «по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей на берег волны и шелеста прибрежных кустов». Но вот начал накрапывать дождь, ветер становился сильнее, а море рокочет глухо и сердито и распевает мрачный и торжественный гимн гордой паре красавцев цыган. Вообще в природе Горький любит все сильное, порывистое, беспредельное: беспредельную ширь моря и степи, бездонное синее небо, то игривые, то сердитые волны, вихрь, грозу с ее раскатистым грохотом, с ее сверкающим блеском.
Характерной чертой этого рассказа является его музыкальность. Музыка сопровождает все повествование о судьбе влюбленных. «О ней, этой Радде, словами и не скажешь ничего. Может быть, ее красоту можно бы на скрипке сыграть, да и то тому, кто эту скрипку, как свою душу, знает».

Значение произведения

Роль М. Горького в литературе XX в. трудно переоценить. Его сразу заметили Л.Н.Толстой и А.П.Чехов, В.Г.Короленко, одарив молодого автора своим дружеским расположением. Значение художника-новатора было признано новым поколением писателей, широкой читательской массой, критикой. Произведения Горького всегда находились в центре полемики между сторонниками разных эстетических направлений. Горького любили люди, чьи имена внесены в священный список создателей русской культуры.
Истоки романтических произведений будто ясны. Отсутствующее в реальности воспето в легендах. Не совсем так В них писатель вовсе не отказался от главной для себя сферы наблюдений — за противоречивой человеческой душой. Романтический герой включен в среду несовершенных, а то и трусливых, жалких людей. Мотив этот усилен от лица сказителей, которых слушает автор: цыгана Макара Чудры, бессарабки Изергиль, старика татарина, передающего сказание «Хан и его сын», крымского чабана, поющего «Песню о Соколе».
Романтический герой впервые задуман как спаситель людей от их же слабости, никчемности, сонного прозябания. О Зобаре сказано: «С таким человеком ты и сам лучше становишься». Вот почему возникают образы-символы «огненного сердца», полета, битвы. Величавые сами по себе, они еще укрупнены «участием матери-природы». Она украшает мир голубыми искрами в память о Данко. Реальное море внимает «львиному реву» легендарных волн, несущих призыв Сокола.
Встреча с небывалой гармонией чувств и деяний зовет к постижению сущего в каких-то новых измерениях. Таково подлинное влияние легендарного героя на личность. Об этом нужно помнить и не подменять содержание романтических произведений Горького однозначным призывом к социальному протесту. В образах Данко, Сокола, как и в гордых возлюбленных, молодой Изергиль, воплощены духовный порыв, жажда красоты.
Горького больше волновали раздумья, каков есть и каким должен стать человек, чем тот реальный путь, который лежит к будущему. Грядущее рисовалось полным преодолением исконных духовных противоречий. «Верю, — писал Горький И.Е. Репину в 1899 г., — в бесконечность жизни, а жизнь понимаю как движение к совершенствованию духа <...>. Нужно, чтобы интеллект и инстинкт слились в гармонии стройной...» Жизненные явления воспринимались с высоты общечеловеческих идеалов. Потому, видимо, Горький сказал в том же письме: «...я вижу, что никуда не принадлежу пока, ни к какой из наших «партий». Рад этому, ибо — это свобода».
(По книге ЛА. Смирновой «Русская литература конца XIX — начала XX века», М.: Просвещение, 1993)

Точка зрения

Это интересно

В сентябре 1892 года в тифлисской газете «Кавказ» появилось первое печатное произведение Горького — «Макар Чудра». Этому рассказу суждено было открыть все собрания сочинений Максима Горького и стать, по словам И. Груздева, «рубежом в русской литературе». Из истории создания этого произведения известно, что оно было написано на Кавказе, в квартире Калюжного, в период, когда молодой Алексей Максимович вел активную пропаганду среди тифлисских рабочих. Хотя Горький и рассматривал это произведение как свой первый неуверенный шаг на пути литератора, но всегда подчеркивал, что началом «литературного бытия» своего считает создание «Макара Чудры».
О раннем творчестве М. Горького имеется солидная литература, однако самостоятельность и оригинальность горьковского литературного дебюта явно недооценивается исследователями. Обычно о рассказе «Макар Чудра» говорится скороговоркой, попутно, только как о первом печатном слове художника. Конкретный историко-литературный анализ «Макара Чудры», сопоставление его с произведениями 80-90-х гг., рисующими народную жизнь, заставляют думать, что это не простая проба пера, а голос будущего буревестника революции. Уже в первом своем произведении М. Горький выводит людей из народа, продолжая и развивая лучшие традиции прогрессивной русской литературы. В рассказе «Макар Чудра» он также прибегает к историческим параллелям, к воскрешению забытых народнической беллетристикой подлинных героических подвигов, к воспеванию сильных и смелых духом.
Макар Чудра вспоминает о своем старом друге солдате Даниле, герое венгерской революции 1848 года, который «с Кошутом воевал вместе». По рассказу Чудры перед нами вырисовывается неподкупный и смелый человек, бросивший в лицо всесильного пана дерзкие, полные ненависти и презрения и вместе с тем собственного достоинства слова в ответ на предложение помещика продать ему красавицу Радду: «Это только паны продают всё, от своих свиней до своей совести, а я с Кошутом воевал и ничем не торгую». В основу рассказа положена легенда о смелых и сильных людях. Легенда передается через уста бывалого свидетеля-рассказчика в форме дружеской беседы с самими писателями. Действие рассказа переносится на юг, на берег моря; и мгла холодной осенней ночи, которая окружала героев, не так беспросветна. Она порою от костра «вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала на миг слева — безграничную степь, справа — бесконечное море».
Макар Чудра прожил интересную жизнь: «А я, вот смотри,— говорит он собеседнику,— в пятьдесят восемь лет столько видел, что коли написать всё это на бумаге, так в тысячу таких торб, как у тебя, не положишь. А ну-ка, скажи, в каких краях я не был? И не скажешь. Ты и не знаешь таких краев, где я бывал». «...Эге, сколько я знаю!» — восклицает старый цыган. Слова Макара — не пустое хвастовство, он действительно много знает. Макар хотя и чувствует красоту и прелесть жизни, но сам скептически относится к труду. Идеалы его неопределенны и противоречивы. Он лишь настоятельно советует Горькому не останавливаться на одном месте: «иди, иди — и всё тут»; «как день и ночь бегают, гоняясь друг за другом, так и ты бегай от дум про жизнь, чтобы не разлюбить ее». Не обладая ясным сознанием, он не знает, не видит выхода для человека-раба: «...Ведома ему воля? Ширь степная понятна? Говор морской волны веселит ему сердце? Он раб — как только родился, всю жизнь раб, и всё тут! Что он с собой может сделать? Только удавиться, коли поумнеет немного». Макар не видит выхода для человека-раба, но он твердо знает одно — рабства не должно быть, ибо рабство — бич жизни. Он не верит в силы раба, но он верит в силу свободы. О великой силе свободной личности и повествует он в своей легенде о красавице Радде и Лойко Зобаре. Не разделит ни с кем своего счастья Лойко Зобар, и не уступит своей воли, своей свободы красавица Радда. Сильные, смелые, красивые, гордые, они сеют вокруг себя радость и наслаждаются ею, ценя выше всего свободу, выше любви, выше самой жизни, ибо жизнь без свободы — не жизнь, а рабство. Не жалеет Макар и красок, чтобы обрисовать своих героев. Уж если усы у Лойко, то непременно до плеч, «очи, как ясные звезды горят, а улыбка — целое солнце, ей богу!»— божится старый Чудра. Хорош Лойко Зобар, но еще лучше красавица Радда. Старый цыган даже не знает слов, которые могли бы описать красоту ее. «Может быть, ее красоту можно бы на скрипке сыграть, да и то тому, кто эту скрипку, как свою душу, знает»,— уверяет Макар. Радда — смелый и гордый человек. Бессильным и смешным оказался перед Раддой всесильный пан. Старый магнат бросает к ногам красавицы деньги, готов на всё за один поцелуй, но гордая девушка не удостоила его даже взглядом. «Кабы орлица к ворону в гнездо по своей воле вошла, чем бы она стала?» — ответила Радда на все домогания пана и тем вывела его из игры. Вольна была Радда в любви и счастлива. Но не о любви ее главная печаль, и не в любви ее счастье. Она говорит Лойко Зобару: «Видала я молодцов, а ты удалей и краше их душой и лицом. Каждый из них усы себе бы сбрил — моргни я ему глазом, все они пали бы мне в ноги, захоти я того. Но что толку? Они и так не больно-то удалы, а я бы их всех обабила. Мало осталось на свете удалых цыган, мало, Лойко. Никогда я никого не любила, Лойко, а тебя люблю. А еще я люблю волю! Волю-то, Лойко, я люблю больше, чем тебя». И она гибнет счастливая, смелая, гордая и непобедимая.
Анализ произведения показывает, что цыгане в рассказе активны и деятельны. Сам Макар — непосредственный участник событий. Он в восхищении от своих героев, готов следовать за ними, как и другие в таборе. Ему импонируют сильные, смелые люди, способные не ждать счастья из чужих рук, а бороться за него.
(По статье И.К. Кузьмичева «Рождение Буревестника»
(«Макар Чудра» М. Горького)

Голубков ММ. Максим Горький. — М., 1997.
Овчаренко А.И. Максим Горький и литературные искания 20 столетия. — М., 1978.
О творчестве Горького. Сборник статей под ред. И.К. Кузьмичева. — Горький: Горьковское книжное издательство, 1956.
Смирнова Л А Русская литература конца XIX — начала XX века. — М.: Просвещение, 1993.
Стечкин НЯ. Максим Горький, его творчество и значение в истории русской словесности и в жизни русского общества. — СПб., 1997.

С моря дул влажный, холодный ветер, разнося по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей на берег волны и шелеста прибрежных кустов. Изредка его порывы приносили с собой сморщенные, желтые листья и бросали их в костер, раздувая пламя; окружавшая нас мгла осенней ночи вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала на миг слева — безграничную степь, справа — бесконечное море и прямо против меня — фигуру Макара Чудры, старого цыгана,— он сторожил коней своего табора, раскинутого шагах в пятидесяти от нас. Не обращая внимания на то, что холодные волны ветра, распахнув чекмень, обнажили его волосатую грудь и безжалостно бьют ее, он полулежал в красивой, сильной позе, лицом ко мне, методически потягивал из своей громадной трубки, выпускал изо рта и носа густые клубы дыма и, неподвижно уставив глаза куда-то через мою голову в мертво́ молчавшую темноту степи, разговаривал со мной, не умолкая и не делая ни одного движения к защите от резких ударов ветра. — Так ты ходишь? Это хорошо! Ты славную долю выбрал себе, сокол. Так и надо: ходи и смотри, насмотрелся, ляг и умирай — вот и все! — Жизнь? Иные люди? — продолжал он, скептически выслушав мое возражение на его «так и надо».— Эге! А тебе что до этого? Разве ты сам — не жизнь? Другие люди живут без тебя и проживут без тебя. Разве ты думаешь, что ты кому-то нужен? Ты не хлеб, не палка, и не нужно тебя никому. — Учиться и учить, говоришь ты? А ты можешь научиться сделать людей счастливыми? Нет, не можешь. Ты поседей сначала, да и говори, что надо учить. Чему учить? Всякий знает, что ему нужно. Которые умнее, те берут что есть, которые поглупее — те ничего не получают, и всякий сам учится... — Смешные они, те твои люди. Сбились в кучу и давят друг друга, а места на земле вон сколько,— он широко повел рукой на степь.— И всё работают. Зачем? Кому? Никто не знает. Видишь, как человек пашет, и думаешь: вот он по капле с потом силы свои источит на землю, а потом ляжет в нее и сгниет в ней. Ничего по нем не останется, ничего он не видит с своего поля и умирает, как родился,— дураком. — Что ж,— он родился затем, что ли, чтоб поковырять землю, да и умереть, не успев даже могилы самому себе выковырять? Ведома ему воля? Ширь степная понятна? Говор морской волны веселит ему сердце? Он раб — как только родился, всю жизнь раб, и все тут! Что он с собой может сделать? Только удавиться, коли поумнеет немного. — А я, вот смотри, в пятьдесят восемь лет столько видел, что коли написать все это на бумаге, так в тысячу таких торб, как у тебя, не положишь. А ну-ка, скажи, в каких краях я не был? И не скажешь. Ты и не знаешь таких краев, где я бывал. Так нужно жить: иди, иди — и все тут. Долго не стой на одном месте — чего в нем? Вон как день и ночь бегают, гоняясь друг за другом, вокруг земли, так и ты бегай от дум про жизнь, чтоб не разлюбить ее. А задумаешься — разлюбишь жизнь, это всегда так бывает. И со мной это было. Эге! Было, сокол. — В тюрьме я сидел, в Галичине. «Зачем живу на свете?» — помыслил я со скуки,— скучно в тюрьме, сокол, э, как скучно! — и взяла меня тоска за сердце, как посмотрел я из окна на поле, взяла и сжала его клещами. Кто скажет, зачем он живет? Никто не скажет, сокол! И спрашивать себя про это не надо. Живи, и все тут. И похаживай да посматривай кругом себя, вот и тоска не возьмет никогда. Я тогда чуть не удавился поясом, вот как! — Хе! Говорил я с одним человеком. Строгий человек, из ваших, русских. Нужно, говорит он, жить не так, как ты сам хочешь, а так, как сказано в божьем слове. Богу покоряйся, и он даст тебе все, что попросишь у него. А сам он весь в дырьях, рваный. Я и сказал ему, чтобы он себе новую одежду попросил у бога. Рассердился он и прогнал меня, ругаясь. А до того говорил, что надо прощать людей и любить их. Вот бы и простил мне, коли моя речь обидела его милость. Тоже — учитель! Учат они меньше есть, а сами едят по десять раз в сутки. Он плюнул в костер и замолчал, снова набивая трубку. Ветер выл жалобно и тихо, во тьме ржали кони, из табора плыла нежная и страстная песня-думка. Это пела красавица Нонка, дочь Макара. Я знал ее голос густого, грудного тембра, всегда как-то странно, недовольно и требовательно звучавший — пела ли она песню, говорила ли «здравствуй». На ее смуглом, матовом лице замерла надменность царицы, а в подернутых какой-то тенью темно-карих глазах сверкало сознание неотразимости ее красоты и презрение ко всему, что не она сама. Макар подал мне трубку. — Кури! Хорошо поет девка? То-то! Хотел бы, чтоб такая тебя полюбила? Нет? Хорошо! Так и надо — не верь девкам и держись от них дальше. Девке целоваться лучше и приятней, чем мне трубку курить, а поцеловал ее — и умерла воля в твоем сердце. Привяжет она тебя к себе чем-то, чего не видно, а порвать — нельзя, и отдашь ты ей всю душу. Верно! Берегись девок! Лгут всегда! Люблю, говорит, больше всего на свете, а ну-ка, уколи ее булавкой, она разорвет тебе сердце. Знаю я! Эге, сколько я знаю! Ну, сокол, хочешь, скажу одну быль? А ты ее запомни и, как запомнишь,— век свой будешь свободной птицей. «Был на свете Зобар, молодой цыган, Лойко Зобар. Вся Венгрия, и Чехия, и Славония, и все, что кругом моря, знало его,— удалый был малый! Не было по тем краям деревни, в которой бы пяток-другой жителей не давал богу клятвы убить Лойко, а он себе жил, и уж коли ему понравился конь, так хоть полк солдат поставь сторожить того коня — все равно Зобар на нем гарцевать станет! Эге! разве он кого боялся? Да приди к нему сатана со всей своей свитой, так он бы, коли б не пустил в него ножа, то наверно бы крепко поругался, а что чертям подарил бы по пинку в рыла́ — это уж как раз! И все таборы его знали или слыхали о нем. Он любил только коней и ничего больше, и то недолго — поездит, да и продаст, а деньги, кто хочет, тот и возьми. У него не было заветного — нужно тебе его сердце, он сам бы вырвал его из груди, да тебе и отдал, только бы тебе от того хорошо было. Вот он какой был, сокол! Наш табор кочевал в то время по Буковине,— это годов десять назад тому. Раз — ночью весенней — сидим мы: я, Данило солдат, что с Кошутом воевал вместе, и Нур старый, и все другие, и Радда, Данилова дочка. Ты Нонку мою знаешь? Царица-девка! Ну, а Радду с ней равнять нельзя — много чести Нонке! О ней, этой Радде, словами и не скажешь ничего. Может быть, ее красоту можно бы на скрипке сыграть, да и то тому, кто эту скрипку, как свою душу, знает. Много посушила она сердец молодецких, ого, много! На Мораве один магнат, старый, чубатый, увидал ее и остолбенел. Сидит на коне и смотрит, дрожа, как в огневице. Красив он был, как черт в праздник, жупан шит золотом, на боку сабля, как молния сверкает, чуть конь ногой топнет, вся эта сабля в камнях драгоценных, и голубой бархат на шапке, точно неба кусок,— важный был господарь старый! Смотрел, смотрел, да и говорит Радде: «Гей! Поцелуй, кошель денег дам». А та отвернулась в сторону, да и только! «Прости, коли обидел, взгляни хоть поласковей»,— сразу сбавил спеси старый магнат и бросил к ее ногам кошель — большой кошель, брат! А она его будто невзначай пнула ногой в грязь, да и все тут. — Эх, девка! — охнул он, да и плетью по коню — только пыль взвилась тучей. А на другой день снова явился. «Кто ее отец?» — громом гремит по табору. Данило вышел. «Продай дочь, что хочешь возьми!» А Данило и скажи ему: «Это только паны продают все, от своих свиней до своей совести, а я с Кошутом воевал и ничем не торгую!» Взревел было тот, да и за саблю, но кто-то из нас сунул зажженный трут в ухо коню, он и унес молодца. А мы снялись, да и пошли. День идем и два, смотрим — догнал! «Гей вы, говорит, перед богом и вами совесть моя чиста, отдайте девку в жены мне: все поделю с вами, богат я сильно!» Горит весь и, как ковыль под ветром, качается в седле. Мы задумались. — А ну-ка, дочь, говори! — сказал себе в усы Данило. — Кабы орлица к ворону в гнездо по своей воле вошла, чем бы она стала? — спросила нас Радда. Засмеялся Данило, и все мы с ним. — Славно, дочка! Слышал, господарь? Не идет дело! Голубок ищи — те податливей.— И пошли мы вперед. А тот господарь схватил шапку, бросил ее оземь и поскакал так, что земля задрожала. Вот она какова была Радда, сокол! Да! Так вот раз ночью сидим мы и слышим — музыка плывет по степи. Хорошая музыка! Кровь загоралась в жилах от нее, и звала она куда-то. Всем нам, мы чуяли, от той музыки захотелось чего-то такого, после чего бы и жить уж не нужно было, или, коли жить, так — царями над всей землей, сокол! Вот из темноты вырезался конь, а на нем человек сидит и играет, подъезжая к нам. Остановился у костра, перестал играть, улыбаясь, смотрит на нас. — Эге, Зобар, да это ты! — крикнул ему Данило радостно. Так вот он, Лойко Зобар! Усы легли на плечи и смешались с кудрями, очи, как ясные звезды, горят, а улыбка — целое солнце, ей-богу! Точно его ковали из одного куска железа вместе с конем. Стоит весь, как в крови, в огне костра и сверкает зубами, смеясь! Будь я проклят, коли я его не любил уже, как себя, раньше, чем он мне слово сказал или просто заметил, что и я тоже живу на белом свете! Вот, сокол, какие люди бывают! Взглянет он тебе в очи и полонит твою душу, и ничуть тебе это не стыдно, а еще и гордо для тебя. С таким человеком ты и сам лучше становишься. Мало, друг, таких людей! Ну, так и ладно, коли мало. Много хорошего было бы на свете, так его и за хорошее не считали бы. Так-то! А слушай-ка дальше. Радда и говорит: «Хорошо ты, Лойко, играешь! Кто это сделал тебе скрипку такую звонкую и чуткую?» А тот смеется: «Я сам делал! И сделал ее не из дерева, а из груди молодой девушки, которую любил крепко, а струны из ее сердца мною свиты. Врет еще немного скрипка, ну, да я умею смычок в руках держать!» Известно, наш брат старается сразу затуманить девке очи, чтоб они не зажгли его сердце, а сами подернулись бы по тебе грустью, вот и Лойко тож. Но — не на ту напал. Радда отвернулась в сторону и, зевнув, сказала: «А еще говорили, что Зобар умен и ловок,— вот лгут люди!» — и пошла прочь. — Эге, красавица, у тебя остры зубы! — сверкнул очами Лойко, слезая с коня.— Здравствуйте, браты! Вот и я к вам! — Просим гостя! — сказал Данило в ответ ему. Поцеловались, поговорили и легли спать... Крепко спали. А наутро, глядим, у Зобара голова повязана тряпкой. Что это? А это конь зашиб его копытом сонного. Э, э, э! Поняли мы, кто этот конь, и улыбнулись в усы, и Данило улыбнулся. Что ж, разве Лойко не стоил Радды? Ну, уж нет! Девка как ни хороша, да у ней душа узка и мелка, и хоть ты пуд золота повесь ей на шею, все равно, лучше того, какова она есть, не быть ей. А, ну ладно! Живем мы да живем на том месте, дела у нас о ту пору хорошие были, и Зобар с нами. Это был товарищ! И мудр, как старик, и сведущ во всем, и грамоту русскую и мадьярскую понимал. Бывало, пойдет говорить — век бы не спал, слушал его! А играет — убей меня гром, коли на свете еще кто-нибудь так играл! Проведет, бывало, по струнам смычком — и вздрогнет у тебя сердце, проведет еще раз — и замрет оно, слушая, а он играет и улыбается. И плакать и смеяться хотелось в одно время, слушая его. Вот тебе сейчас кто-то стонет горько, просит помощи и режет тебе грудь, как ножом. А вот степь говорит небу сказки, печальные сказки. Плачет девушка, провожая добра молодца! Добрый молодец кличет девицу в степь. И вдруг — гей! Громом гремит вольная, живая песня, и само солнце, того и гляди, затанцует по небу под ту песню! Вот как, сокол! Каждая жила в твоем теле понимала ту песню, и весь ты становился рабом ее. И коли бы тогда крикнул Лойко: «В ножи, товарищи!» — то и пошли бы мы все в ножи, с кем указал бы он. Все он мог сделать с человеком, и все любили его, крепко любили, только Радда одна не смотрит на парня; и ладно, коли бы только это, а то еще и подсмеивается над ним. Крепко она задела за сердце Зобара, то-то крепко! Зубами скрипит, дергая себя за ус, Лойко, очи темнее бездны смотрят, а порой в них такое сверкает, что за душу страшно становится. Уйдет ночью далеко в степь Лойко, и плачет до утра его скрипка, плачет, хоронит Зобарову волю. А мы лежим да слушаем и думаем: как быть? И знаем, что, коли два камня друг на друга катятся, становиться между ними нельзя — изувечат. Так и шло дело. Вот сидели мы, все в сборе, и говорили о делах. Скучно стало. Данило и просит Лойко: «Спой, Зобар, песенку, повесели душу!» Тот повел оком на Радду, что неподалеку от него лежала кверху лицом, глядя в небо, и ударил по струнам. Так и заговорила скрипка, точно это и вправду девичье сердце было! И запел Лойко:

Гей-гей! В груди горит огонь,
А степь так широка!
Как ветер, быстр мой борзый конь,
Тверда моя рука!

Повернула голову Радда и, привстав, усмехнулась в очи певуну. Вспыхнул, как заря, он.

Гей, гоп-гей! Ну, товарищ мой!
Поскачем, что ль, вперед?!
Одета степь суровой мглой,
А там рассвет нас ждет!
Гей-гей! Летим и встретим день.
Взвивайся в вышину!
Да только гривой не задень
Красавицу луну!

Вот пел! Никто уж так не поет теперь! А Радда и говорит, точно воду цедит: — Ты бы не залетал так высоко, Лойко, неравно упадешь, да — в лужу носом, усы запачкаешь, смотри.— Зверем посмотрел на нее Лойко, а ничего не сказал — стерпел парень и поет себе:

Гей-гоп! Вдруг день придет сюда,
А мы с тобою спим.
Эй, гей! Ведь мы с тобой тогда
В огне стыда сгорим!

— Это песня! — сказал Данило.— Никогда не слыхал! такой песни; пусть из меня сатана себе трубку сделает, коли вру я! Старый Нур и усами поводил, и плечами пожимал, и всем нам по душе была удалая Зобарова песня! Только Радде не понравилась. — Вот так однажды комар гудел, орлиный клекот передразнивая,— сказала она, точно снегом в нас кинула. — Может быть, ты, Радда, кнута хочешь? — потянулся Данило к ней, а Зобар бросил наземь шапку, да и говорит, весь черный, как земля: — Стой, Данило! Горячему коню — стальные удила! Отдай мне дочку в жены! — Вот сказал речь! — усмехнулся Данило.— Да возьми, коли можешь! — Добро! — молвил Лойко и говорит Радде: — Ну, девушка, послушай меня немного, да не кичись! Много я вашей сестры видел, эге, много! А ни одна не тронула моего сердца так, как ты. Эх, Радда, полонила ты мою душу! Ну что ж? Чему быть, так то и будет, и... нет такого коня, на котором от самого себя ускакать можно б было!.. Беру тебя в жены перед богом, своей честью, твоим отцом и всеми этими людьми. Но смотри, воле моей не перечь — я свободный человек и буду жить так, как я хочу! — И подошел к ней, стиснув зубы, сверкая глазами. Смотрим мы, протянул он ей руку,— вот, думаем, и надела узду на степного коня Радда! Вдруг видим, взмахнул он руками и оземь затылком — грох!.. Что за диво? Точно пуля ударила в сердце малого. А это Радда захлестнула ему ременное кнутовище за ноги, да и дернула к себе,— вот отчего упал Лойко. И снова уж лежит девка не шевелясь, да усмехается молча. Мы смотрим, что будет, а Лойко сидит на земле и сжал руками голову, точно боится, что она у него лопнет. А потом встал тихо, да и пошел в степь, ни на кого не глядя. Нур шепнул мне: «Смотри за ним!» И пополз я за Зобаром по степи в темноте ночной. Так-то, сокол!» Макар выколотил пепел из трубки и снова стал набивать ее. Я закутался плотнее в шинель и, лежа, смотрел на его старое лицо, черное от загара и ветра. Он, сурово и строго качая головой, что-то шептал про себя; седые усы шевелились, и ветер трепал ему волосы на голове. Он был похож на старый дуб, обожженный молнией, но все еще мощный, крепкий и гордый своей силой. Море шепталось по-прежнему с берегом, и ветер все так же носил его шепот по степи. Нонка уже не пела, а собравшиеся на небе тучи сделали осеннюю ночь еще темней. «Шел Лойко нога за ногу, повеся голову и опустив руки, как плети, и, придя в балку к ручью, сел на камень и охнул. Так охнул, что у меня сердце кровью облилось от жалости, но все ж не подошел к нему. Словом горю не поможешь — верно?! То-то! Час он сидит, другой сидит и третий не шелохнется — сидит. И я лежу неподалеку. Ночь светлая, месяц серебром всю степь залил, и далеко все видно. Вдруг вижу: от табора спешно Радда идет. Весело мне стало! «Эх, важно! — думаю,— удалая девка Радда!» Вот она подошла к нему, он и не слышит. Положила ему руку на плечо; вздрогнул Лойко, разжал руки и поднял голову. И как вскочит, да за нож! Ух, порежет девку, вижу я, и уж хотел, крикнув до табора, побежать к ним, вдруг слышу: — Брось! Голову разобью! — Смотрю: у Радды в руке пистоль, и она в лоб Зобару целит. Вот сатана девка! А ну, думаю, они теперь равны по силе, что будет дальше! — Слушай! — Радда заткнула за пояс пистоль и говорит Зобару: — Я не убить тебя пришла, а мириться, бросай нож! — Тот бросил и хмуро смотрит ей в очи. Дивно это было, брат! Стоят два человека и зверями смотрят друг на друга, а оба такие хорошие, удалые люди. Смотрит на них ясный месяц да я — и все тут. — Ну, слушай меня, Лойко: я тебя люблю! — говорит Радда. Тот только плечами повел, точно связанный по рукам и ногам. — Видала я молодцов, а ты удалей и краше их душой и лицом. Каждый из них усы себе бы сбрил — моргни я ему глазом, все они пали бы мне в ноги, захоти я того. Но что толку? Они и так не больно-то удалы, а я бы их всех обабила. Мало осталось на свете удалых цыган, мало, Лойко. Никогда я никого не любила, Лойко, а тебя люблю. А еще я люблю волю! Волю-то, Лойко, я люблю больше, чем тебя. А без тебя мне не жить, как не жить и тебе без меня. Так вот я хочу, чтобы ты был моим и душой и телом, слышишь? — Тот усмехнулся. — Слышу! Весело сердцу слушать твою речь! Ну-ка, скажи еще! — А еще вот что, Лойко: все равно, как ты ни вертись, я тебя одолею, моим будешь. Так не теряй же даром времени — впереди тебя ждут мои поцелуи да ласки... крепко целовать я тебя буду, Лойко! Под поцелуй мой забудешь ты свою удалую жизнь... и живые песни твои, что так радуют молодцов-цыган, не зазвучат по степям больше — петь ты будешь любовные, нежные песни мне, Радде... Так не теряй даром времени,— сказала я это, значит, ты завтра покоришься мне как старшему товарищу юнаку. Поклонишься мне в ноги перед всем табором и поцелуешь правую руку мою — и тогда я буду твоей женой. Вот чего захотела чертова девка! Этого и слыхом не слыхано было; только в старину у черногорцев так было, говорили старики, а у цыган — никогда! Ну-ка, сокол, выдумай что ни то посмешнее? Год поломаешь голову, не выдумаешь! Прянул в сторону Лойко и крикнул на всю степь, как раненный в грудь. Дрогнула Радда, но не выдала себя. — Ну, так прощай до завтра, а завтра ты сделаешь, что я велела тебе. Слышишь, Лойко! — Слышу! Сделаю,— застонал Зобар и протянул к ней руки. Она и не оглянулась на него, а он зашатался, как сломанное ветром дерево, и пал на землю, рыдая и смеясь. Вот как замаяла молодца проклятая Радда. Насилу я привел его в себя. Эхе! Какому дьяволу нужно, чтобы люди горе горевали? Кто это любит слушать, как стонет, разрываясь от горя, человеческое сердце? Вот и думай тут!.. Воротился я в табор и рассказал о всем старикам. Подумали и решили подождать да посмотреть — что будет из этого. А было вот что. Когда собрались все мы вечером вокруг костра, пришел и Лойко. Был он смутен и похудел за ночь страшно, глаза ввалились; он опустил их и, не подымая, сказал нам: — Вот какое дело, товарищи: смотрел в свое сердце этой ночью и не нашел места в нем старой вольной жизни моей. Радда там живет только — и все тут! Вот она, красавица Радда, улыбается, как царица! Она любит свою волю больше меня, а я ее люблю больше своей воли, и решил я Радде поклониться в ноги, так она велела, чтоб все видели, как ее красота покорила удалого Лойку Зобара, который до нее играл с девушками, как кречет с утками. А потом она станет моей женой и будет ласкать и целовать меня, так что уже мне и песен петь вам не захочется, и воли моей я не пожалею! Так ли, Радда? — Он поднял глаза и сумно посмотрел на нее. Она молча и строго кивнула головой и рукой указала себе на ноги. А мы смотрели и ничего не понимали. Даже уйти куда-то хотелось, лишь бы не видать, как Лойко Зобар упадет в ноги девке — пусть эта девка и Радда. Стыдно было чего-то, и жалко, и грустно. — Ну! — крикнула Радда Зобару. — Эге, не торопись, успеешь, надоест еще...— засмеялся он. Точно сталь зазвенела,— засмеялся. — Так вот и все дело, товарищи! Что остается? А остается попробовать, такое ли у Радды моей крепкое сердце, каким она мне его показывала. Попробую же,— простите меня, братцы! Мы и догадаться еще не успели, что хочет делать Зобар, а уж Радда лежала на земле, и в груди у нее по рукоять торчал кривой нож Зобара. Оцепенели мы. А Радда вырвала нож, бросила его в сторону и, зажав рану прядью своих черных волос, улыбаясь, сказала громко и внятно: — Прощай, Лойко! я знала, что ты так сделаешь!..— да и умерла... Понял ли девку, сокол?! Вот какая, будь я проклят на веки вечные, дьявольская девка была! — Эх! да и поклонюсь же я тебе в ноги, королева гордая! — на всю степь гаркнул Лойко да, бросившись наземь, прильнул устами к ногам мертвой Радды и замер. Мы сняли шапки и стояли молча. Что ты скажешь в таком деле, сокол? То-то! Нур сказал было: «Надо связать его!..» Не поднялись бы руки вязать Лойко Зобара, ни у кого не поднялись бы, и Hyp знал это. Махнул он рукой, да и отошел в сторону. А Данило поднял нож, брошенный в сторону Раддой, и долго смотрел на него, шевеля седыми усами, на том ноже еще не застыла кровь Радды, и был он такой кривой и острый. А потом подошел Данило к Зобару и сунул ему нож в спину как раз против сердца. Тоже отцом был Радде старый солдат Данило! — Вот так! — повернувшись к Даниле, ясно сказал Лойко и ушел догонять Радду. А мы смотрели. Лежала Радда, прижав к груди руку с прядью волос, и открытые глаза ее были в голубом небе, а у ног ее раскинулся удалой Лойко Зобар. На лицо его пали кудри, и не видно было его лица. Стояли мы и думали. Дрожали усы у старого Данилы, и насупились густые брови его. Он глядел в небо и молчал, а Нур, седой, как лунь, лег вниз лицом на землю и заплакал так, что ходуном заходили его стариковские плечи. Было тут над чем плакать, сокол! ...Идешь ты, ну и иди своим путем, не сворачивая в сторону. Прямо и иди. Может, и не загинешь даром. Вот и все, сокол!» Макар замолчал и, спрятав в кисет трубку, запахнул на груди чекмень. Накрапывал дождь, ветер стал сильнее, море рокотало глухо и сердито. Один за другим к угасающему костру подходили кони и, осмотрев нас большими, умными глазами, неподвижно останавливались, окружая нас плотным кольцом. — Гоп, гоп, эгой! — крикнул им ласково Макар и, похлопав ладонью шею своего любимого вороного коня, сказал, обращаясь ко мне: — Спать пора! — Потом завернулся с головой в чекмень и, могуче вытянувшись на земле, умолк. Мне не хотелось спать. Я смотрел во тьму степи, и в воздухе перед моими глазами плавала царственно красивая и гордая фигура Радды. Она прижала руку с прядью черных волос к ране на груди, и сквозь ее смуглые, тонкие пальцы сочилась капля по капле кровь, падая на землю огненно-красными звездочками. А за нею по пятам плыл удалой молодец Лойко Зобар; его лицо завесили пряди густых черных кудрей, и из-под них капали частые, холодные и крупные слезы... Усиливался дождь, и море распевало мрачный и торжественный гимн гордой паре красавцев цыган — Лойке Зобару и Радде, дочери старого солдата Данилы. А они оба кружились во тьме ночи плавно и безмолвно, и никак не мог красавец Лойко поравняться с гордой Раддой.

Сочинение

1. Романтические рассказы М. Горького.
2. Композиция рассказа, сюжет, герои, конфликт.
3. Разрешение конфликта. Авторская позиция.

Идешь ты, ну и иди своим путем, не сворачивая в сторону. Прямо и иди. Может, и не загинешь даром. Вот и все, сокол!
М. Горький

Ранние рассказы М. Горького называют произведениями романтизма «нового этапа». В одном ряду стоят его революционно-романтические «Макар Чудра», «Челкаш», «Старуха Изергиль», «Песня о Соколе», «Песня о Буревестнике». Их яркие герои наделены основной чертой - страстью к свободе. Это и определяет их поступки. Исходя из традиций русской классической литературы, писатель вкладывает в свои произведения особый пафос: романтика призывает действовать, бороться, идти на подвиг. Они были актуальны как пропаганда в преддверии революции и остаются актуальными сейчас, потому что содержат в себе мудрость.

Годы странствий автора по России дали ему огромный жизненный опыт. Он записывал свои впечатления в дорожную тетрадь, и многие сюжеты вошли позже в его произведения. «Макар Чудра» был первым опубликованным рассказом М. Горького. Именно он, напечатанный в 1892 году в тифлисской газете «Кавказ», был впервые подписан этим псевдонимом. Рассказ сразу же обратил на себя внимание яркими образами и актуальной проблематикой. Горький рассказал услышанную им в путешествии легенду о людях, больше всего на свете ценящих независимость и свободу.

Рассказ построен необычно - автор использует рамочную композицию, это так называемый «рассказ в рассказе». Начинается рассказ с диалога старого цыгана Макары Чудры и повествователя. Образ повествователя здесь особенный. Это диалог, где слов повествователя мы не слышим, и его самого не видим, есть только ответные реплики Макары Чудры.

Герои Горького - это воплощение гордости и дерзости, цельные характеры, не зависимые от своих страстей, красивые и уверенные в себе люди. Старый Макар говорит о том, что для него правда жизни-в свободе. Он родился не для того, чтобы быть рабом, для него понятны воля и ширь степная, «говор морской волны веселит ему сердце». Макар считает, что жить нужно, не останавливаясь на одном месте и не задумываясь о жизни, чтобы не разлюбить ее. Не надо задавать себе вопросы, зачем живешь, иначе одолеет тоска. Он не понимает русского, который советует ему жить по божьему слову и говорит, что тогда бог даст все: почему же сам он не попросит у него новую одежду взамен порванной? Цыган рассказывает быль, которую «как запомнишь, - век свой будешь свободной птицей». Свобода для него - самая большая ценность на свете.

Эта романтическая легенда помогает нам понять внутренний мир героя и то, что он ценит. Удалой малый Лойко Зобар любил только коней, и то недолго - у него не было ничего заветного и он ничего не боялся. Вот как характеризует его Макар Чудра: «Будь я проклят, коли я его не любил уже, как себя, раньше, чем он мне слово сказал или просто заметил, что и я тоже живу на белом свете! Вот, сокол, какие люди бывают! Взглянет он тебе в очи и полонит твою душу, и ничуть тебе это не стыдно, а еще и гордо для тебя. С таким человеком ты и сам лучше становишься. Мало, друг, таких людей!.. И мудр, как старик, и сведущ во всем, и грамоту русскую и мадьярскую понимал. Бывало, пойдет говорить - век бы не спал, слушал его! А играет - убей меня гром, коли на свете еще кто-нибудь так играл! Проведет, бывало, по струнам смычком - и вздрогнет у тебя сердце, проведет еще раз - и замрет оно, слушая, а он играет и улыбается. И плакать и смеяться хотелось в одно время, слушая его».

Красавица Радда ни за какие деньги не продала бы свою свободу и гордость. Когда Зобар говорит ей о своей любви, она сшибает его с ног ременным кнутовищем. А потом приходит к нему мириться. Вот что говорит Радда Лойко: «Никогда я никого не любила, Лойко, а тебя люблю. А еще я люблю волю! Волю-то, Лойко, я люблю больше, чем тебя. А без тебя мне не жить, как не жить и тебе без меня. Так вот я хочу, чтоб ты был моим и душой и телом». Радда требует от влюбленного цыгана, чтобы он покорился ей как старшему, на виду у всего табора. Цыгане - настолько гордые люди, что встать на колени для них подобно смерти. Однако жесто-косердечная Радда требует этого от Лойко, обещая ему свою любовь. Почему так ведет себя «дьявольская девка» Радда? Почему нелегко дается Лойко его признание в любви? Герои свободолюбивы и не хотят быть подчинены ничему, даже любовной страсти. Они не признают зависимости даже от любимого человека, и поэтому говорят о любви и тут же ведут борьбу за независимость, за главенство.

Как относятся к происходящему цыгане? Им «даже уйти куда-то хотелось, лишь бы не видеть, как Лойко Зобар упадет в ноги девке - пусть эта девка и Радда. Стыдно было чего-то, и жалко, и грустно». Как же разрешается конфликт? Что выбирают герои? Финал рассказа трагичен. Лойко отказывается поклониться ей в ноги и вонзает в Радду нож, а потом становится перед мертвой девушкой на колени. Перед смертью Радда говорит, что знала, что Лойко так и сделает, оценив то, что он не отказался от своего идеала ради любви, не унизил себя. Отец Радды, Данило, вонзает тот же нож в спину Лойко.

Пейзаж в рассказе передает чувства героев - «море распевало мрачный и торжественный гимн гордой паре красавцев цыган». Морской пейзаж с сильным холодным ветром, молчащая темнота степи, осенний дождь, пламя костра - эти зарисовки выглядят как обрамление легенды. Автор говорит о том, что человек только тогда станет борцом, если он достиг внутренней свободы. Горький придает Лойко черты и задатки народного героя, готового пожертвовать собой ради другого человека или ради идеи.

История Зобара и Радды показывает, что свободу они ценят больше жизни и любви. Каждый ставит свои невыполнимые условия для любимого человека. По мнению Макара Чудры, гордость и любовь несовместимы, и больше всего на свете цыган должен оберегать свою независимость, даже если она может быть сохранена только ценой собственной жизни. Рассказчик же приводит нас к мысли о том, что гордость обрекает человека на одиночество. А поэтому герои становятся заложниками своей свободы.

Цель урока: совершенствовать навыки анализа текста, сравнительной характеристики текстов; расширить понятие о романтизме, о композиции, о конфликте.

Ход урока

I. Реализация домашнего задания

Сообщение ученика о театре, музыке, живописи, архитектуре рубежа веков. (Можно подобрать материал, согласующийся с ранним романтическим творчеством М. Горького. Например, сделать сообщение по живописи Врубеля, дать комментарий к его романтическим образам.)

II. Беседа по рассказу «Макар Чудра»

Вспомните, что такое композиция и какова ее роль в художественном произведении. Как раскрываются в композиции рассказа Горького «Макар Чудра» образы героев?

Комментарий учителя

Композиция (от лат. compositio - расстановка, составление) - это построение художественного произведения. Она касается и сюжетной стороны, и системы образов произведения, проявляется через описания природы, через детали. Композицию обеспечивает непрерывность движения художественной мысли и чувства. Композиция подчинена одной цели - наиболее полно раскрыть образ главного героя, являющегося выразителем авторской идеи.

Композиция и «Макара Чудры», и «Старухи Изергиль» сходны - рассказ в рассказе. Этот прием часто встречается в литературе (приведем примеры). Легенды, рассказанные героями Горького, выражают авторские представления о людях, о том, что считать ценным и важным в жизни.

В композиции важную роль играют портретные характеристики. Портрет Радды дается опосредованно. О ее необычайной красоте мы узнаем по реакции людей, которых она поражала: «Может быть, ее красоту можно на скрипке сыграть, да и то тому, кто эту скрипку, как свою душу знает»; «один магнат... красивый, как черт в праздник... увидал ее и остолбенел». Гордая Радда отвергла и деньги, и предложение идти в жены к тому магнату: «Кабы орлица к ворону в гнездо по своей воле вошла, чем бы она стала?» Гордость и красота равновелики в этой героине.

Зато портрет Лойко нарисован подробно: «Усы легли на плечи и смешались с кудрями, очи, как ясные звезды, горят, а улыбка - целое солнце, ей-богу! Словно ею ковали из одного куска железа вместе с конем». Образ не просто романтический - фольклорный, сказочный.

Вспомните, что называется конфликтом в произведении? Каков конфликт в рассказе «Макар Чудра»?

Комментарий учителя

Конфликт в произведении (от лат. conflictus - столкновение) - противоборство разнонаправленных сил, противопоставленbе характеров, обстоятельств, позиций, идей.



Основной конфликт в ранних произведениях Горького - романтический: противопоставление идеала и действительности. Рассказывал о любви Радды и Лойко Зобара, Макар Чудра полагает что только так и должен воспринимать жизнь настоящий человек, только так можно было сохранить собственную свободу. Конфликт между любовью и гордостью, стремлением к свободе разрешается смертью обоих - покориться любимому человеку ни один не захотел.

Найдите в рассказе описание пейзажа, назовите его особенности.

Соотнесите пейзажи в различных рассказах Горького.

Комментарий учителя

Действие романтических произведений происходит в необычной, порой экзотической, обстановке: в цыганском таборе, в общении со стихией, с миром природы (море, горы, прибрежные скалы). Часто действие переносится в легендарные времена. Вспомним, что экзотический антураж был характерен и для ранних романтических произведений Пушкина и Лермонтова.

Старый цыган Макар Чудра предстает перед читателем в романтическом пейзаже. Героя окружают холодные волны ветра», «мгла осенней ночи», которая «вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала на миг слева - безграничную степь, справа - бесконечное море». Обратим внимание на одушевленность пейзажа, на его широту, которая символизирует безграничность свободы героя, его неспособность и нежелание на что бы то ни было эту свободу променять.

Отметим развернутую метафоричность стиля Горького, яркую звукопись.

В рассказе «Челкаш» (1894) морской пейзаж описывается несколько раз. При свете жаркого солнца: «Закованные в гранит волны моря подавлены громадными тяжестями, скользящими по их хребтам, бьются о борта судов, о берега, бьются и ропщут, вспененные, загрязненные разным хламом». И темной ночью: «По небу двигались толстые пласты лохматых туч, море было покойно, черно и густо, как масло. Оно дышало влажным, соленым ароматом и ласково звучало, плескаясь о борта судов, о берег, чуть-чуть покачивая лодку Челкаша. На далекое пространство от берега с моря подымались темные остовы судов, вонзая в небо острые мачты с разноцветными фонарями на вершинах. Море отражало огни фонарей и было усеяно массой желтых пятен. Они красиво трепетали на его бархате, мягком, матово-черном. Море спало здоровым, крепким сном работника, который сильно устал за день».



Именно в таком пейзаже - приморском, ночном, таинственном и пре красном - могут реализовать себя герои Горького. Пейзаж рождает в душе человека «могучие мечты», делает его сильнее, красивее, свободнее.

Действие легенд происходит в глубокой древности - это как будто время, предшествовавшее началу истории, эпоха первотворений. Поэтому в настоящем есть следы, прямо связанные с той эпохой, - это образы Радды и Лойко Зобара, сотканные перед взором рассказчика в темноте ночи; голубые огоньки, оставшиеся от сердца Данко, тень Ларры, которую видит Изергиль.

Какие качества человека являются важными для героев Горького и для самого писателя?

Комментарий учителя

В характере Макара Чудры единственное начало, которое он полагает наиболее ценным, - максималистское стремление к свободе. То же начало и в характере Челкаша с «его кипучей, нервной натурой, жадной до впечатлений». Челкаша автор представляет читателю так: «старый травленый волк, хорошо знакомый гаванскому люду, заядлый пьяница и ловкий, смелый вор». Отличительной чертой Изергиль является ее уверенность, что вся ее жизнь была подчинена любви к людям, однако свобода была для нее превыше всего.

Герои легенд, рассказанных Макаром Чудрой и старухой Изергиль, тоже воплощают стремление к свободе. Свобода, воля для них дороже всего на свете. Неразрешимое противоречие между двумя началами в романтическом характере - любовью и гордостью - мыслится Макаром Чудрой как совершенно естественное, и разрешиться оно может только смертью.

Владислав Ходасевич вспоминал о Горьком: ему «...нравилось только все то, что украшает действительность, от нее уводит, или с ней не считается, или просто к ней прибавляет то, чего в ней нет... Он любил всех людей творческого склада, всех, кто вносит или только мечтает внести в мир нечто новое... Сюда же примыкала его живая, как-то очень задорно и весело окрашенная любовь к людям, нарушающим или стремящимся нарушить заведенный в мире порядок... Ему нравились все, решительно все люди, вносящие в мир элемент бунта или хоть озорства...» (В. Ф. Ходасевич. Некрополь. СПб.: Азбука-классика, 2001).

Образ повествователя - один из самых незаметных, он обычно остается в тени. Но у Горького герой-рассказчик является важнейшим критерием авторской оценки, средством выражения авторской позиции. Заинтересованный взгляд повествователя отбирает самых ярких героев, самые значительные, с его точки зрения, эпизоды и рассказывает о них. В этом и есть авторская оценка - восхищение силой, красотой, неординарностью человеческой личности.

Вопросы по ранним романтическим рассказам М. Горького:

1. Как вы понимаете принцип «романтического двоемирия» в творчестве Горького? Обоснуйте ответ.

2. Каковы особенности пейзажа в ранних романтических рассказах Горького. Какова роль пейзажа?

3. Какую роль в композиции рассказа «Макар Чудра» играет портрет?

4. Как вы понимаете слова героини рассказа Горького «Старуха Изергиль»: «И вижу я, не живут люди, а все примеряются»?

5. Чего испугался «осторожный человек» из рассказа «Старуха Изергиль», наступивший ногой на «гордое сердце» Данко? С какими литературными персонажами можно сопоставить этого «осторожного человека»?

6. Каков идеал человека в ранних романтических рассказах Горького?

7. В чем вы видите особенности романтизма Горького?

Домашнее задание

Подготовиться к сочинению по романтическим произведениям Горького.



THE BELL

Есть те, кто прочитали эту новость раньше вас.
Подпишитесь, чтобы получать статьи свежими.
Email
Имя
Фамилия
Как вы хотите читать The Bell
Без спама