Сын французского офицера, раненного в бою под Смоленском и оставшегося в России, и литовской дворянки, он родился 6 (18) января 1835 года в Вильно. Отец мальчика, преподававший французский язык в гимназии, был человеком музыкально одаренным, играл на фортепиано и органе, сочинял музыку. Его музыкальные пристрастия передались младшему из пяти детей, названному при рождении Цезарем-Вениамином.
Первые уроки игры на фортепиано мальчик получил дома у отца и старшей сестры. Затем старательно занимался с частными педагогами. Уже в 14 лет Цезарь сочинил свою первую музыкальную пьесу — мазурку. Сочинение музыки его увлекло, последовали наивно-подражательные ноктюрны, романсы, увертюры. Нотные записи его сочинений показали Станиславу Монюшко, жившему в Вильно. Талантливый польский композитор оценил дарование молодого коллеги и стал бесплатно с ним заниматься. Чуть более полугода проучился у него Цезарь, но эти уроки он вспоминал всю жизнь.
К сожалению, занятия музыкой пришлось прервать, наступило время определяться с будущей профессией. В 1851 году Цезарь по совету отца поступил в Главное инженерное училище в Санкт-Петербурге. В годы учебы на серьезное занятие музыкой времени не оставалось. Но столица с ее богатыми культурными традициями, несомненно, много дала будущему композитору.
Военно-инженерное дело юноша постигал старательно, по окончании в 1855 году училища молодой офицер поступил в Николаевскую Военно-инженерную академию. В 1857 году, как один из лучших выпускников, был произведен в поручики и оставлен в академии репетитором по топографии. А уже через два года стал преподавателем фортификации, которой посвятил все свою последующую военную жизнь.
Человек громадной работоспособности, он на все находил время. Педагогическую деятельность Кюи сочетал с серьезным занятием музыкой. По его словам, большое влияние на него, как на композитора, оказала дружба с М. А. Балакиревым, знакомство с которым состоялось в 1856 году. Балакирев не только стал его наставником, но и ввел в среду профессиональных музыкантов, многие из которых, как и Кюи, оказались людьми военными. Его близкими друзьями и коллегами по композиторскому труду стали Мусоргский, Римский-Корсаков, Бородин, Даргомыжский. На ученице Даргомыжского, певице М. Р. Бамберг, в 1858 году Кюи женился. Ей он посвятил оркестровое скерцо для фортепиано в 4 руки. Исполнение этого скерцо 14 декабря 1859 года в симфоническом концерте Императорского русского музыкального общества стало первым публичным исполнением произведения композитора Кюи.
С этого времени его произведения стали исполняться не только в России, но и за рубежом. Кюи оказался плодовитым автором. Им были написаны оперы «Кавказский Пленник», «Сын Мандарина», «Вильям Ратклиф», «Анджело», «Сарацин», «Пир во время чумы», «Капитанская Дочка». Всего Кюи написал 14 опер, из них четыре для детей: «Снежный Богатырь», «Красная Шапочка», «Кот в сапогах», «Иванушка-Дурачок». Стоит отметить, что шумного успеха его оперы не имели, хотя многие из них исполнялись на ведущих российских оперных подмостках. Лучшими из созданных им опер считаются «Вильям Ратклиф» и «Анджело», которые неоднократно ставились на сцене Мариинского и Большого театров. Согласно предсмертной воле Даргомыжского, Кюи написал конец 1-й сцены в «Каменном Госте», а после смерти Мусоргского дописал оперу «Сорочинская ярмарка».
Музыковеды считают, что наиболее полно как композитор Кюи раскрылся в небольших камерных произведениях, прежде всего, в романсах, которых он создал более 400. Его романсы отличаются искренностью, лиричностью, неподдельной глубиной чувств. И сегодня можно услышать в исполнении лучших российских вокалистов его романсы, написанные на прекрасные стихи Пушкина, Лермонтова, Майкова, Мицкевича, Некрасова.
Стоит отметить, что для вокального исполнения им было создано около 70 хоров и 2 кантаты. Много интересных произведений Кюи написал в области инструментальной музыки — это сюиты, скерцо, тарантелла, 3 струнных квартета, 25 фортепианных прелюдий, много пьес для скрипки и для виолончели.
Современники хорошо знали Цезаря Кюи и как музыкального критика. Он долгие годы был постоянным сотрудником «Санкт-Петербургских Ведомостей», где освещал музыкальную жизнь России. Его статьи и рецензии печатались в таких изданиях, как «Музыкальное обозрение», «Артист», «Неделя», «Новости» и многих других отечественных и иностранных газетах и журналах. В Париже вышла его книга «Музыка в России», внесшая свой вклад в распространение русской музыки в Европе. Естественно, что в своих статьях он отражал музыкальные взгляды и идейную платформу балакиревского кружка — знаменитой «Могучей кучки», членом которой он долгие годы являлся.
Активная композиторская деятельность не мешала Кюи успешно продвигаться по служебной лестнице. Он стал профессором, признанным авторитетом в фортификации, по его учебникам учились многие поколения российских офицеров. Его труды и статьи по фортификации переводили заграницей, а известные зарубежные фортификаторы состояли с ним в переписке, обсуждая новинки военно-инженерного дела.
С началом Русско-турецкой войны 1877−78 гг. Кюи по просьбе генерала Скобелева выезжал в действующую армию, участвовал в фортификационном укреплении русских позиций. При назначении в 1880 г. командующим Ахал-Текинской военной экспедицией, генерал Скобелев неоднократно советовался с Кюи по вопросам инженерного обеспечения боев в пустыне и организации коммуникационных линий. После успешного завершения операции он писал Кюи: «Я не забыл давнопрошедшее, когда был плохим Вашим учеником, не забыл позиций под Константинополем, наконец, главное, не забыл тех ценных советов, которыми в значительной степени достигнуты наши последние успехи под Геок-Тепе».
Признанием заслуг Кюи в военной сфере послужило производство его в чин инженер-генерала (соответствует генерал-полковнику) и приглашение для чтения лекций по фортификации наследнику престола (будущему императору Николаю II) и великим князьям.
Во всех сферах своей деятельности Цезарь Кюи стал признанным авторитетом, его избрали своим членом многие российские и иностранные музыкальные общества и научные академии. Даже после революции он продолжал оставаться профессором трех военных академий. Правда, служба новой власти для него продолжалась совсем недолго.
Умер Цезарь Антонович Кюи в Петрограде 26 марта 1918 года. Его похоронили на Тихвинском кладбище (современный Некрополь мастеров искусств).
Русский композитор и музыкальный критик, инженер-генерал Цезарь Антонович Кюи был на редкость многогранной личностью. Он оставил после себя богатое музыкальное наследие, однако при жизни был известен не только как член «Могучей кучки», но и как профессор фортификации.
Чрезвычайно обширно и разнообразно музыкальное наследие Кюи: 14 опер (из них 4 детских), несколько сот романсов, оркестровые, хоровые, ансамблевые произведения, сочинения для фортепиано. Кюи - автор свыше 700 музыкально-критических работ.
Отец Цезаря, Антон Леонардович Кюи, был солдатом наполеоновской армии. После поражения в войне 1812 года он не вернулся на родину во Францию, а остался в России. Он был ранен, а потому у него просто не оставалось другого выхода. Поселился он в Вильне (ныне Вильнюс, Литва), там женился на Юлии Гуцевич и стал преподавать французский язык в местной гимназии.
Цезарь Кюи родился 6 (18) января 1835 года в Вильно. Уже с младенческих лет мальчик стал проявлять интерес к музыке: ему и пяти лет не было, когда он уже мог на слух наигрывать услышанные ранее военные марши. Когда ему исполнилось десять лет, его стала обучать музыке старшая сестра.
В 14 лет, еще гимназистом, Кюи под влиянием музыки Шопена, оставшегося навсегда его любимым композитором, сочинил свое первое сочинение — мазурку на смерть одного из учителей. Затем последовали ноктюрны, песни, романсы без слов и даже «Увертюра или нечто в этом роде». Несовершенные и по-детски наивные, эти первые опусы все же заинтересовали одного из учителей Кюи, который показал их , жившему в то время в Вильно. Выдающийся польский композитор сразу оценил дарование мальчика и, зная незавидное материальное положение семьи Кюи, стал бесплатно с ним заниматься по теории музыки, контрапункту и композиции. Всего 7 месяцев проучился Кюи у Монюшко, однако уроки большого мастера, сама его личность запомнились ему на всю жизнь. Эти занятия, как и учеба в гимназии, были прерваны в 1850 году из-за отъезда в Петербург для поступления в Главное инженерное училище.
О систематических занятиях музыкой в училище не могло быть и речи, но музыкальных впечатлений, прежде всего от еженедельных посещений оперы, было много, и они впоследствии дали богатую пищу для формирования Кюи как композитора и критика. Окончив в 1857 году николаевскую инженерную академию, он получил чин поручика и остался при академии служить в качестве репетитора.
Началась многотрудная педагогическая и научная деятельность: в 1859 году Ц.А. Кюи стал преподавателем фортификации. За первые 20 лет службы Кюи прошел путь от прапорщика до полковника (1875), однако его преподавательская работа ограничивалась лишь младшими классами училища. Это было связано с тем, что военное начальство не могло примириться с мыслью о возможности для офицера с одинаковым успехом совмещать научно-педагогическую, композиторскую и критическую деятельность.
Именно в Петербурге Цезарь познакомился с Балакиревым, а также и с остальными членами русской пятерки.
19 октября 1858 года Кюи женился на Мальвине Бамберг, одной из учениц , которой посвятил свой первый опус - Скерцо для фортепиано в 4 руки 1857 года с главной темой, В, А, В, Е, G (буквы фамилии Мальвины) и упорным проведением нот С, С (Cesar Cui) — идея, явно навеянная Шуманом, имевшим большое влияние на Кюи. Исполнение этого скерцо в Петербурге 14 декабря 1859 года в симфоническом концерте Императорского Русского Музыкального Общества было первым публично исполненным сочинением Кюи как композитора.
В 60-е гг. Кюи работал над оперой (поставлена в 1869 г. на сцене Мариинского театра), в основу которой была положена одноименная поэма Г. Гейне. Публика оперу не оценила, возможно, ввиду неряшливого исполнения, против которого протестовал сам автор. Письмом в редакцию «Санкт-Петербургских Ведомостей» он просил публику не посещать представлений его оперы. «Ратклиф» скоро был снят с репертуара и вновь появился на сцене лишь спустя 30 лет на частной сцене в Москве.
Подобная же участь постигла и 4-актную оперу «Анджело» (1871-1875). Опера была написана на сюжет драмы В. Гюго (действие происходит в XVI веке в Италии).
Когда началась русско-турецкая война, Кюи отправился на фронт. Там он участвовал в укреплении фортификационных сооружений. Параллельно он вел обзор фортификационных работ. В 1878 году, после этой блестящей работы о русских и турецких укреплениях, Кюи был назначен адъюнкт-профессором фортификации, занимая кафедру по своей специальности одновременно в трех военных академиях: Николаевской Академии Генерального Штаба, Военно-инженерной академии и Михайловской Артиллерийской Академии. Его военно-преподавательская деятельность продолжалась почти до конца жизни. В 1880 году Кюи стал профессором, а в 1891 году — заслуженным профессором фортификации Николаевской Военно-инженерной академии, он был произведен в генерал-майоры.
Когда же он умудрялся писать музыку? В этом он несколько схож с , который тоже мастерски совмещал дело своей жизни со своими увлечениями. Свои самые первые романсы Кюи написал в юности, примерно в 19 лет. Он даже опубликовал их, но всерьез занялся музыкой лишь после окончания академии.
Сдружившись с Балакиревым, который в то время был не столько феноменальным пианистом и талантливым композитором, сколько гениальным преподавателем, Кюи обрел в его лице главного идейного вдохновителя. Слабой стороной Кюи были оркестровки, а потому Балакирев стал ему с ними помогать, став, таким образом, не только его педагогом, но и соавтором. Впрочем, Балакирева и просить о помощи не надо было. Порой композиторам приходилось его убеждать, чтобы он им не помогал, не исправлял и не переделывал их произведения по своему усмотрению. Как бы то ни было, Балакирев оказал немалое влияние как на самого Кюи, так и на характер его творчества.
Наибольшее художественное значение в творчестве Кюи имеют его романсы, которых композитор создал более 400 . В них композитор отказался от куплетной формы и от повторений текста, находящего всегда выражение как в вокальной партии, замечательной по красоте мелодии и по мастерской декламации, так и в сопровождении, отличающемся богатой гармонией и прекрасной фортепьянной звучностью. Выбор текстов для романсов сделан с большим вкусом. Большей частью они чисто лирические — область, самая близкая таланту Кюи; он достигает в ней не столько силы страстности, сколько теплоты и искренности чувства, не столько широты размаха, сколько изящества и тщательной отделки деталей. Иногда в нескольких тактах на коротенький текст Кюи дает целую психологическую картинку. Среди романсов Кюи есть и повествовательные, и описательные, и юмористические. В позднейший период творчества Кюи стремился выпускать в свет романсы в виде сборников на стихотворения одного и того же поэта — «20 стихотворений Ж. Ришпена» (1890), «25 стихотворений Пушкина» (1899), «21 стихотворение Некрасова» (1902), циклы романсов на стихи Майкова, Мицкевича, Лермонтова, графа А.К. Толстого. В композиторском наследии Кюи выделяются романсы «Сожжённое письмо», «Царскосельская статуя» на слова Пушкина, «Эоловы арфы» на слова А. Н. Майкова, 13 музыкальных картинок, вокальный цикл «Отзвуки войны» (1904-1905).
Музыкально-критическая деятельность Ц. А. Кюи началась в 1864 году, когда композитор стал постоянным сотрудником «Санкт-Петербургских Ведомостей». В этой газете Кюи работал до 1875 года, а затем статьи его появлялись в «Музыкальном обозрении» (1885-1888), «Артисте» (1889-1895), а также в «Голосе», «Неделе», «Новостях» и многих других русских и иностранных изданиях вплоть до 1900 года, пролагая дорогу молодому русскому искусству. Цезарь Кюи стал одним из главных выразителей «новой русской школы», представителями которой выступали члены «Могучей кучки» (вторым после Стасова). Темы его газетных выступлений чрезвычайно разнообразны. Он с завидным постоянством рецензировал петербургские концерты и оперные спектакли, создавая своеобразную музыкальную летопись Петербурга, анализировал творчество русских и зарубежных композиторов, искусство исполнителей. Статьи и рецензии Кюи (особенно в 1860-е годы) в значительной степени выражали идейную платформу балакиревского кружка.
Кюи публиковал свои взгляды достаточно регулярно, с 1864 и до конца века, в различных отечественных и зарубежных газетах и журналах, участвуя в жарких пропагандистских схватках, особенно в первые годы. Его подписью в течение долгого времени было «***». Он даже сделал уничтожающую рецензию на первую постановку , больно ранившую Мусоргского. Существует пародийный комикс по некоторым публикациям, сделанным в течение его жизни, с надписью на латыни: «Радуйся, Цезарь Кюи, мы, на смерть идущие, приветствуем тебя».
Одним из первых русских критиков Кюи стал регулярно пропагандировать русскую музыку за рубежом. Он сотрудничал во французской прессе и издал свои статьи из «Revue et gazette musicale» (1878-1880) отдельной книжкой «Музыка в России» («La musique en Russie», Париж, 1880). Эта книга, вышедшая на французском языке, в сжатом виде излагающая эстетическое кредо автора, немало содействовала распространению русской музыки на Западе. В книге «Музыка в России» Кюи утверждал всемирное значение творчества , которого называл одним «из величайших музыкальных гениев всех стран и всех времен». Кроме этой книги, Кюи издал отдельные брошюры: «Кольцо Нибелунгов» (1889, отчет о представлении в Байрейте), «История фортепианной литературы. Курс А. Рубинштейна» (1889), «Русский романс» (1896). Помимо перечисленного, Кюи — автор статей по музыке в «Энциклопедическом словаре» Березина (1873-1880).
Как профессор и преподаватель фортификации и как автор выдающихся трудов по этому предмету генерал Кюи приобрел большую и почетную известность. Это послужило основанием к приглашению его для чтения лекций по фортификации наследнику, впоследствии императору Николаю II, а также Великим Князьям: Сергею и Павлу Александровичам, Николаю, Михаилу, Георгию и Сергею Михайловичам, Петру Николаевичу и герцогам Г.М. и М.М. Мекленбург-Стрелицким. Среди академических учеников генерала Кюи многие занимали высшие должности в армии. В 1904 году Ц. А. Кюи был произведен в чин инженер-генерала. До конца своей жизни Кюи участвовал как авторитет по вопросам фортификации в рассмотрении важнейших вопросов в инженерном комитете Главного инженерного управления. Его лекции и публичные чтения, отличавшиеся глубиной мысли вместе с простотой и ясностью изложения слушались с большим вниманием.
Большие познания Ц. А. Кюи в области фортификации составили ему большую известность в иностранных военных кругах. Известный бельгийский инженер генерал Бриальмон в течение многих лет вел с Кюи деятельную переписку, совместно обсуждая всевозможные теоретические вопросы фортификации и государственной обороны. 50 таких писем генерала Бриальмона были переданы генералом Кюи в библиотеку Николаевской инженерной академии. Может быть, под влиянием близкого знакомства с Бриальмоном Кюи первым среди русских инженеров предложил применение бронебашенных установок в наших сухопутных крепостях. Но наиболее крупной заслугой генерала Кюи в военной науке является принадлежащий ему первый в России опыт составления истории русской фортификации, которая и была им включена в программу академии.
Но и о занятиях музыкой и музыкальной критикой Кюи не забывал, вел активную общественную работу. В 1896-1904 годах Кюи состоял председателем петербургского отделения, а в 1904 году был избран почетным членом Императорского Русского Музыкального Общества. Он состоял членом Бельгийской королевской академии, «The Manuscript Society» в Нью-Йорке, корреспондентом Французской Академии изящных искусств, Института Франции (с 1894) и других ученых и артистических кружков.
После Октябрьской революции Кюи перешел на сторону Советской власти. Он даже вступил в РККА, продолжая оставаться профессором трех военных академий.
Правда, при новой власти он прожил совсем недолго. Умер Кюи в Петрограде 26 марта 1918 года. Он был похоронен на Тихвинском кладбище (впоследствии Некрополь мастеров искусств). В 1920 году на могиле композитора и генерала установили черный мраморный крест.
Кюи — один из основоположников национального движения в русской музыке, один из первых русских композиторов, уделивших большое внимание созданию музыки для детей. Как и Бородин, который был известен в научных кругах едва ли не более, чем в музыкальных, Кюи совершил значительный вклад в развитие науки, но науки военной. Он внес значительный вклад в становление и развитие русской национальной военно-инженерной школы, его труды по полевой фортификации и курс по ее истории сыграли большую роль в формировании русского и советского военного инженера-фортификатора. По его учебникам училось едва ли не большинство офицеров русской армии. За свою долгую жизнь Кюи прожил как бы несколько жизней, сделав исключительно много на всех избранных поприщах. Причем композиторской, критической, военно-педагогической, научной и общественной деятельностью он занимался одновременно. Поразительная работоспособность, помноженная на выдающееся дарование, глубокая убежденность в правоте идеалов, сформировавшихся еще в молодости, — бесспорные свидетельства большой и незаурядной личности Кюи.
18 января (6-го по ст. ст.) 1835 года в семье офицера наполеоновской армии, оставшегося навсегда в России, и виленской дворянки родился младший сын Cesarius-Benjaminus, в будущем – его высокопревосходительство Цезарь Антонович Кюи, генерал инженерных войск, кавалер трех орденов Св. Станислава, трех орденов Св. Анны, трех орденов Св. Владимира, орденов Белого Орла и Св. Александра Невского.
А также – профессор, возглавлявший кафедры трех военных академий, автор фундаментальных трудов по фортификации, взявший на себя по просьбе своего бывшего студента М. Д. Скобелева руководство строительством военных укреплений во время Русско-турецкой кампании 1877-1878. Перечисленного вполне довольно, чтобы составить неплохую биографию из серии «Именитые соотечественники», но у этого человека была еще и вторая, параллельно протекающая жизнь. И в этой жизни он был –
русский композитор и музыкальный критик, участник знаменитого Балакиревского кружка, занимавший в нем положение наставника, второго по рангу после самого Балакирева; почётный член Императорского русского музыкального общества и нескольких зарубежных музыкальных обществ; член-корреспондент Французской Академии, награжденный крестом Почетного легиона (после постановки его оперы «Le Flibustier» в Париже).
Цезарь Кюи не был боевым офицером русской армии. Но в сражениях на полях отечественного музыкального искусства он неоднократно проявлял себя как неукротимый боец, рыцарь, если и не всегда без упрека, то без страха точно.
На премьеры своих сочинений, а тем более на концерты, которым он затем посвящал газетные заметки, нередко весьма острые, Кюи являлся в военной форме, что лишь усиливало когнитивный диссонанс, и без того существовавший между участниками кружка с одной стороны и консерваторией, дирекцией императорских театров и Российским музыкальным обществом с другой.
Не случайно в одной из газет того времени появилась пародирующая картину Жан-Леона Жерома карикатура, изображавшая Кюи в виде римского императора, с надписью:
«Аве, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!»
Творческая плодовитость Кюи потрясает воображение: его перу принадлежит более шестисот музыкальных произведений (из которых четырнадцать – оперы), не говоря уже о рецензиях и статьях о музыке, числом около восьмисот, опубликованных с 1864 по 1900 год.
Напоминаю: этот же самый человек одновременно добросовестнейшим образом исполнял свои служебные обязанности, что со всей очевидностью следует из его блестящей карьеры военного инженера. Я уже не говорю о таких «мелочах», как курсы лекций по фортификации, которые он читал великим князьям, и тому подобном.
Невероятно! Как он мог успевать все это? Одно из двух: либо в XIX веке в сутках было вдвое больше часов, либо… что-то не так с нашими представлениями о том, что технический и социально-экономический прогресс высвобождает время, которым человек может более рационально распорядиться на благо общества и своего таланта. Представьте себе неимоверное количество бумаг, какое пришлось бы сегодня регулярно заполнять заведующему трех вузовских кафедр: боюсь, ему было бы не до творчества…
Цезарь Кюи в молодости. Фото из книги Ц. А. Кюи, “Избранные статьи”
Но вернусь к той ипостаси Кюи, которая интересует меня как музыканта. Гениям, так же как и публике, во все времена необходимы смелые люди, которые, не опасаясь за свое реноме, могут заявить во всеуслышание: «Шапки долой, господа, перед вами…». Подобные личности формируют общественное мнение, влияют на директоров концертных залов и театров. Кюи как раз и был одним из таких людей.
Возможно, кому-то, глядящему издалека на славное прошлое нашей музыкальной культуры, кажется, что гениальных русских композиторов записывали в классики чуть ли не с пеленок.
Впрочем, когда смотришь на портреты, изображающие длиннобородых маститых старцев, от которых веет солидностью и величавым спокойствием (диковатые изображения Мусоргского будем считать исключением, подтверждающим правило), сама мысль о каких-то «пеленках» кажется нелепой и кощунственной.
Между тем, когда в 1856 году Цезарь Антонович Кюи, в ту пору слушатель Николаевской инженерной академии, познакомился с недавним вольнослушателем математического факультета Казанского университета, Милием Алексеевичем Балакиревым, первому шел двадцать первый год, а второму и вовсе было девятнадцать.
Встреча будущих столпов русской музыкальной классики состоялась на одном из популярных тогда вечеров камерной музыки. Между Балакиревым и Кюи произошел такой диалог (ну или примерно такой):
«Балакирев: – Как вам нравится оркестровый вариант «Вальса-фантазии» господина Глинки?
Кюи: – Простите? Э… вообще-то мой любимый композитор – Монюшко. Чудесная у него опера «Галька»!
Балакирев: – Никогда не слыхал про такую. Может быть, у вас есть клавираусцуг?
Кюи: – Чего нет, того нет. Но я имею честь быть знакомым с самим паном Монюшко. В Вильно я целых полгода брал у него уроки гармонии.
Балакирев: – О, так вы композитор?
Кюи: – Как вам сказать… Учусь-то я на военного инженера, но очень люблю музыку. А вы случайно не сочиняете?
Балакирев: – О да! Михаил Иванович перед своим отъездом на жительство за границу очень мне советовал развивать в творчестве все наше, национальное.
Кюи: Что вы говорите! Как бы я хотел послушать, что у вас получается. Я вот тоже… мазурку сочинил.
Балакирев: – Ну, так идемте ко мне, я тут недалеко квартирую. Покажу вам свою фортепианную фантазию на темы из «Жизни за Царя». А вы мне свою мазурку сыграете, ладно?».
К концу 1865 года петербургский кружок композиторов-любителей уже полностью в сборе и активно функционирует под идейным патронажем не кого-нибудь, а самого В. В. Стасова, фигуры столь же мощной, сколь и противоречивой. Нелепое прозвище «Могучая кучка» к участникам этого творческого содружества приклеилось именно с его неловкой руки. Собственно, аттестуя молодых русских музыкантов подобным образом в своей рецензии на концерт, устроенный в честь Славянского съезда 1867 г., Стасов не имел в виду ничего забавного, а тем более обидного.
Он был вообще не склонен к юмору, этот некогда отсидевший два месяца в крепости за связь с петрашевцами непримиримый борец против «итальянских красивостей», возводивший в культ узко понятую им национальную самобытность и «музыкальную правду».
Однако другие журналисты, в особенности, группировавшиеся вокруг консерватории, радостно подхватили бестактную (по выражению Римского-Корсакова) метафору, и балакиревцев начали дразнить в прессе «так называемой могучей кучкой», а то и «шайкой» непрофессионалов, больных «кучкизмом». Сами же композиторы предпочитали именовать себя просто и скромно: «Новая русская музыкальная школа».
Между ними и остальными участникам музыкального процесса развернулась настоящая война за публику и право говорить от имени нового поколения русских музыкантов. В этой борьбе было не обойтись без «своего» критика, пропагандиста провозглашенного Стасовым и Балакиревым нового, «реалистического» и национально-ориентированного направления в отечественной музыке. Эту функцию взял на себя Кюи.
За период своей активной критической деятельности он написал несметное количество статей, посвященных участникам балакиревского кружка и вообще композиторам, чье творчество он считал прогрессивным.
И действительно добивался поставленной цели – признания, в том числе официального, значимости этих фигур, исполнения их музыки, постановки опер.
За тех, кого он любил и в ком чувствовал гениальную одаренность, Кюи был готов воевать «до последнего патрона» даже в ущерб своим интересам. Так, он пошел на серьезное обострение отношений с дирекцией Русских императорских театров, отвергнувшей «Хованщину», и в результате не состоялась московская премьера его собственной оперы.
Чтобы дать некоторое представление о характере этого человека, приведу здесь выдержку из письма Кюи от 27 ноября 1870 г. в редакцию «Санкт-Петербургских ведомостей», касающегося возможности постановки на Мариинской сцене оперы «Каменный гость», которую, согласно желанию Даргомыжского, после его смерти завершили Кюи и Римский-Корсаков. Театр проявил определенную заинтересованность, но возникла проблема в связи с авторским гонораром, который П. А. Кашкаров, опекун наследников композитора, пытался получить.
«Покойный Даргомыжский не раз говорил, что 3000 руб. за «Каменного гостя» его бы удовлетворили. Эту же цифру заявил и Кашкаров, Но по (…) Положению 1827 г, русский за свою оперу не может получить более 1143 р. (примерно 1 млн.700 т. руб. на нынешние деньги – А. Т. ). Иностранец может получить всякую сумму. Верди за свою «Силу судьбы» получил, кажется, 15000 р., во всяком случае, не менее 10000 р.
Были придумываемы разные комбинации: 1) рассрочка платежа 3000 р. на три года; 2) я предлагал заплатить 1143 р. и дать один бенефисный спектакль в пользу наследников Даргомыжского, но все это оказалось невыполнимым. 2 октября я был уведомлен, что министерство императорского двора «не признает себя вправе действовать противно высочайше утвержденному Положению». К этому еще добавлю, что, сколько мне известно, министерство воздержалось от всякой попытки ходатайства о том, чтоб в пользу «Каменного гостя» можно было сделать исключение.
Вот почему «Каменный гость» лежит до сих пор у меня и пролежит еще, быть может, неопределенно долгое время, пока не окажется возможным дать русскому более 1143 руб. или же признать Даргомыжского иностранцем.
Композитор Кюи».
Это письмо произвело на русскую музыкально-театральную общественность впечатление столь сильное, что посыпались частные пожертвования и необходимая сумма была очень быстро собрана. Согласитесь: поступок, достойный глубокого уважения.
Гораздо менее симпатично выглядят ядовито-тенденциозные отзывы Кюи о композиторах, творчество которых противоречило его идейным установкам: «консерваторский композитор г. Чайковский совсем слаб» и тому подобное. На совести Кюи издевательский отзыв о первой симфонии Рахманинова, спровоцировавший тяжелый нервный срыв у молодого композитора. Кюи во многом разделял взгляды Балакирева, а тот видел в консерватории оплот «европейской рутины» и конвейер по производству хорошо наученных посредственностей.
После консерваторцев следующей любимой мишенью Цезаря Антоновича была итальянская опера.
«Содержание итальянской оперы стоит дирекции (Дирекции императорских театров – А. Т. ) громадных денег, уничтожение итальянской оперы было бы благодетельно для развития вкуса публики, потому что итальянская музыка – застой. Слышали ли мы в ней хоть одну новую нотку в последние 30 лет? Что нового в новых операх Верди? Будущее итальянской музыки – самое жалкое».
Занятно, что этот взгляд на итальянскую оперу был впоследствии усвоен советским музыкознанием, и что греха таить – до сих пор находит своих приверженцев.
Не щадил Кюи и немцев:
«Музыка Вагнера страдает изысканностью и извращенностью; в ней чувствуются немощные желания, возбужденные расстроенным воображением, чувствуется расслабленность, плохо прикрытая молодцеватостью и наружным блеском. Вагнер изысканными, болезненными гармониями и слишком ярким оркестром старается скрыть бедность музыкальной мысли, как старик скрывает свои морщины под толстым слоем белил и румян. Мало отрадного можно ожидать в будущем от немецкой музыки…»
Классиков тоже не жаловал:
«Дон-Жуан опера устарелая, скучная, в которой уцелело слишком немногое…»
Кюи искренне недоумевает – как можно тратить силы русских артистов «на мертвые, деревянные, с незначительными исключениями, звуки Моцарта, когда имеются под рукой произведения новые, свежие, свои, интересные для публики произведения, из которых иные могут сделаться такими же краеугольными камнями русской оперы, как “Жизнь за царя”, “Руслан”, “Русалка”».
Доставалось от него и французам:
«Не знаю, скоро ли начнут варить яичницу без яиц, но композиторы уже ухитрились писать оперы почти без музыки. На днях мы это видели на «Отелло» Верди, теперь видим на «Вертере» Массне».
Впрочем, подобная необъективность критики являлась одной из примет того времени: отечественная культура росла как на дрожжах, вскипала и пенилась то преувеличенными восторгами, то непримиримой полемикой.
Побочным, но предсказуемым результатом деятельности Кюи-журналиста стало враждебное отношение «альтернативной» музыкальной критики к Кюи-композитору, и этим отчасти объясняется неуспех его опер, «Вильяма Ратклифа» в особенности, на Мариинской сцене.
Теперь самое время поговорить о том, что представлял собой Кюи как композитор. И здесь нас ожидает ряд сюрпризов. Первый из них заключается в том, что того легко опознаваемого русского национального начала, за которое Кюи так страстно ратовал в своих критических статьях, в его музыке гораздо меньше, чем можно было бы ожидать. Очень мало в ней и признаков дилетантизма. В собственном творчестве Кюи – музыкант-европеец, причем весьма мастеровитый.
Кроме этого, выясняется, что процесс становления русской композиторской школы намного глубже связан с музыкой Кюи, чем нам может казаться. На арене столичной музыкальной жизни он появился в те годы, когда «большая» русская музыка была представлена в лучшем случае тремя именами – Верстовского, Глинки, Даргомыжского и четырьмя операми: «Аскольдовой могилой», «Жизнью за царя», «Русланом и Людмилой» и «Русалкой». Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова и Чайковского как композиторских фигур еще просто-напросто не существовало!
Первая опера Кюи «Кавказский пленник» написана в русле тенденций, знакомых нам по «Русалке». С той лишь разницей, что Даргомыжский в своих новаторских исканиях удалялся от «глинкинского» итальянского стандарта в сторону немецкой романтической оперы, а Кюи тянуло к большой французской опере (и этот «крен» затем станет на какое-то время преобладающим вектором в оперной музыке многих русских композиторов).
А «Вильям Ратклиф» и вовсе сочинялся параллельно с «Каменным гостем», причем, в отличие от него, опера Кюи была в 1869 году закончена и даже поставлена. Даргомыжский, частый посетитель балакиревских «квартирников» интересовался творчеством молодых не меньше, чем они – его музыкой. Так кто же на кого влиял? Я бы не стал торопиться с ответом…
Изучив в свое время «Ратклифа», я пришел к выводу, что это сочинение в своем роде не менее новаторское, чем «Каменный Гость». Но, как это часто бывает с новаторами, композитор Кюи ушел в тень, из которой постепенно выступили а на свет мощные очертания музыкальных гигантов, сумевших на той же самой почве найти такой баланс нового и традиционного, который обеспечил их произведениям заслуженное долголетие.
К сожалению, записи этой оперы Кюи я не нашел, только клавир. Что ж, можно сыграть и на рояле.
Это впоследствии стало Мусоргским:
Это – Римским-Корсаковым:
Это – Бородиным:
А это – и вовсе их совместным мальчиком для битья Чайковским:
Таковы парадоксы композиторской фортуны. Многих из тех, кто вносит заметный вклад в развитие музыкального языка, она определяет во второй и третий ряд, отводя их творчеству роль музыкального фона эпохи. Но разве возможна без этого фона реализация других – тех, кому история предоставляет место в первом ряду?
Нужно отметить, что Кюи достаточно чутко реагировал на «температурные» изменения в музыкальном искусстве. Достаточно вслушаться в его фортепианную музыку, и вы ощутите, как язык его пьес, поначалу изрядно «шопенистый», плавно эволюционирует к началу ХХ века в сторону того нервически-пафосного стиля, который мы сегодня склонны ассоциировать исключительно с фамилией «Скрябин».
Кюи, Прелюдия gis-moll. Op.64 Исполняет Джеффри Бигль:
Жаль, кстати, что эти 25 прелюдий 1903 года, по музыке очень живые и выразительные, редко привлекают внимание пианистов. А могли бы украсить их репертуар.
Последнее время я все больше утверждаюсь во мнении, что в искусстве вообще не существует «магистральных» путей развития; мы можем говорить только о различных тенденциях, которые можно проследить в творчестве композиторов того или иного времени. Так, при беглом знакомстве с музыкой Кюи начала ХХ века может показаться, что ее простота на фоне всеобщего увлечения гармоническими сложностями, знаменующими наступление периода музыкального модерна, – некий демонстративный каприз стареющего композитора XIX столетия, генеральское нежелание шагать в строю новаторов нового поколения. Но проходит несколько десятилетий, что-то поворачивается в музыкальном процессе, и оказывается, что:
– песня Мэри из «Пира во время чумы» Кюи несет в себе зерно, из которого вырастет и разовьется музыкальный язык Свиридова;
Кюи, Песня Мэри из «Пира во время чумы». Российский государственный оркестр кинематографии. Дирижер Валерий Полянский, солистка – Людмила Кузнецова:
Цезарь Антонович Кюи по-особому выделяется среди композиторов «Могучей кучки». По количеству написанных опер он уступает только – но ни одна из них не вошла в «золотой фонд», как обе народные драмы Модеста Петровича Мусоргского или единственная опера . Его романсы не поражают меткостью речевых интонаций – но очаровывают утонченным благородством, как, впрочем, и все, что создано Кюи. И никто из кучкистов не уделил столько внимания юным слушателям: Мусоргский писал о детях, но не для детей – Кюи же создал четыре детских оперы.
Родина Цезаря Кюи – город Вильна (ныне Вильнюс). Его отец – в прошлом барабанщик французской армии – остался в Российской империи после войны 1812 г. и работал в костеле в качестве органиста. Кроме того, он сочинял музыку, интересовался литературой, наряду с русским языком выучил польский и литовский. Мать умерла рано, ее Цезарю заменила старшая сестра. Именно она стала для одаренного мальчика первой учительницей фортепианной игры, затем он обучался частным образом. Любимым композитором Кюи был , именно под его влиянием четырнадцатилетний композитор создал свое первое сочинение – мазурку. Вскоре появились другие мазурки, а также ноктюрны, романсы, песни. Эти произведения он показал Станиславу Монюшко, жившему в то время в Вильне. Видя одаренность Цезаря и зная о непростом материальном положении семьи, композитор стал обучать его бесплатно. Занятия длились семь месяцев, и конец им положил отъезд в Санкт-Петербург, где Цезарь поступил в Главное инженерное училище.
В столице юноша не учился музыке, но в музыкальных впечатлениях недостатка не было. В 1856 г. он познакомился с , позднее – с Александром Сергеевичем Даргомыжским. Окончив училище, он продолжил образование в Николаевской инженерной академии. Успехи его были так велики, что по окончании учебы он был оставлен при учебном заведении как репетитор по топографии, а позднее преподавал фортификацию. Кюи стал со временем видным специалистом по фортификации, во время Русско-турецкой войны принимал участие в укреплении позиций в районе Константинополя. Однако эта деятельность не мешала музыкальному творчеству. Он создает оперы «Кавказский пленник», «Сын мандарина», «Вильям Ратклиф», «Анджело». В двух последних операх выявились новые для того времени музыкально-драматургические принципы: ориентация на напевный речитатив, симфонизация оркестровой партии. В поэме Генриха Гейне, ставшей основой «Вильяма Ратклифа», композитора привлек, по его словам, «страстный, подверженный роковым влияниям характер героя». Опера не имела большого успеха, однако горячо одобрялась друзьями-музыкантами, даже утверждал, что поэма Гейне – «ходуля», а опера Кюи – «тип бешеной страсти». В опере «Пир во время чумы», задуманной раньше «Каменного гостя» Даргомыжского, своеобразно интерпретирована одна из «Маленьких трагедий» Пушкина.
В одном из оркестровых сочинений Кюи – скерцо Фа-мажор – реализована идея, идущая от : в буквенных обозначениях темы частично воспроизводится фамилия супруги композитора. И все же в наибольшей степени талант Кюи раскрывался не в произведениях крупной формы, а в миниатюрах, прежде всего – вокальных. Печатью подлинного вдохновения отмечены его романсы на стихи Александра Сергеевича Пушкина, Алексея Константиновича Толстого, Адама Мицкевича и других поэтов. Среди инструментальных сочинений Кюи выделяются фортепианные прелюдии, сюита «Калейдоскоп» для скрипки.
Под влиянием Марины Станиславовны Поль – специалиста по эстетическому воспитанию – Кюи увлекся таким новым для того времени делом, как создание опер для детей. Свою первую детскую оперу – «Снежный богатырь» – он создал в 1905 г., в последующие годы было создано еще три сочинения такого рода – «Кот в сапогах», «Красная шапочка» и «Иванушка-дурачок».
Еще одно, не менее важное направление деятельности Кюи – музыкальная критика. Статьи, написанные им, играли роль рупора идей «Могучей кучки» не в меньшей степени, чем статьи Стасова. Перу Кюи принадлежат очерки о вагнеровском «Кольце нибелунга», о развитии русского романса и другие сочинения.
Прожив дольше всех прочих кучкистов, Кюи стал свидетелем Первой мировой войны, трех революций и зарождения новых тенденций в искусстве. Не все из них он принял – так, в своей последней статье, написанной в феврале 1917 г., Кюи дает иронические советы тем, кто желает стать модерн-композитором: нотную грамоту знать необязательно, достаточно взять лист нотной бумаги и «ставить ноты, где случится, без разбору». И все же нельзя сказать, что композитор смотрел в будущее без надежды: «А в сущности, какой интересный исторический момент мы переживаем», – говорил он в ноябре 1917 г. Но книга его воспоминаний завершается вопросом без ответа: «Доживу ли я до более светлых дней?»
Кюи скончался в марте 1918 г. В Петрограде и других городах прошли концерты и музыкальные вечера, посвященные его памяти.
Все права защищены. Копирование запрещено.
В свете романтического универсализма с его «культурой чувства» понятен не только весь ранний мелос Кюи с его тематикой и поэтикой романса и оперы; понятно и увлечение молодых друзей Кюи (в том числе и Римского-Корсакова) действительно пламенным лиризмом «Ратклифа».
Б. Асафьев
Ц. Кюи - русский композитор, член балакиревского содружества, музыкальный критик, активный пропагандист идей и творчества «Могучей кучки», крупный ученый в области фортификации, инженер-генерал. Во всех сферах своей деятельности достиг значительных успехов, внес весомый вклад в развитие отечественной музыкальной культуры и военной науки. Музыкальное наследие Кюи чрезвычайно обширно и разнообразно: 14 опер (из них 4 детских), несколько сот романсов, оркестровые, хоровые, ансамблевые произведения, сочинения для фортепиано. Он - автор свыше 700 музыкально-критических работ.
Кюи родился в литовском городе Вильно в семье учителя местной гимназии, выходца из Франции. У мальчика рано проявился интерес к музыке. Первые уроки игры на фортепиано он получил у своей старшей сестры, затем некоторое время занимался с частными педагогами. В 14 лет он сочинил свое первое сочинение - мазурку, затем последовали ноктюрны, песни, мазурки, романсы без слов и даже «Увертюра или нечто в этом роде». Несовершенные и по-детски наивные, эти первые опусы все же заинтересовали одного из учителей Кюи, который показал их С. Монюшко, жившему в то время в Вильно. Выдающийся польский композитор сразу оценил дарование мальчика и, зная незавидное материальное положение семьи Кюи, стал бесплатно с ним заниматься по теории музыки, контрапункту к композиции. Всего 7 месяцев проучился Кюи у Монюшко, однако уроки большого художника, сама его личность запомнились на всю жизнь. Эти занятия, как и учеба в гимназии, были прерваны из-за отъезда в Петербург для поступления в военно-учебное заведение.
В 1851-55 гг. Кюи учился в Главном инженерном училище. О систематических занятиях музыкой не могло быть и речи, но музыкальных впечатлений, прежде всего от еженедельных посещений оперы, было много, и они впоследствии дали богатую пищу для формирования Кюи как композитора и критика. В 1856 г. состоялось знакомство Кюи с М. Балакиревым, положившее начало Новой русской музыкальной школе. Немного позднее он сблизился с А. Даргомыжским и ненадолго с А. Серовым. Продолжая в 1855-57 гг. свое образование в Николаевской военно-инженерной академии, Кюи под воздействием Балакирева все больше времени и сил отдавал музыкальному творчеству. Окончив академию, Кюи был оставлен при училище репетитором по топографии с производством «по экзамену за отличные успехи в науках в поручики». Началась многотрудная педагогическая и научная деятельность Кюи, требовавшая от него огромного труда и усилий и продолжавшаяся почти до конца жизни. За первые 20 лет службы Кюи прошел путь от прапорщика до полковника (1875), однако его преподавательская работа ограничивалась лишь младшими классами училища. Это было связано с тем, что военное начальство не могло примириться с мыслью о возможности для офицера с одинаковым успехом совмещать научно-педагогическую, композиторскую и критическую деятельность. Однако публикацией в Инженерном журнале (1878) блестящей статьи «Путевые заметки инженерного офицера на театре военных действий о европейской Турции» Кюи выдвинулся в число наиболее видных специалистов в области фортификации. Вскоре он стал профессором академии и был произведен в генерал-майоры. Кюи - автор целого ряда значительных работ по фортификации, учебников, по которым училось едва ли не большинство офицеров русской армии. В дальнейшем он дошел до чина инженер-генерала (соответствует современному воинскому званию генерал-полковника), занимался педагогической работой также в Михайловской артиллерийской академии и академии Генерального штаба. В 1858 г. увидели свет 3 романса Кюи ор. 3 (на ст. В. Крылова), тогда же он завершил в первой редакции оперу «Кавказский пленник ». В 1859 г. Кюи написал комическую оперу «Сын мандарина», предназначенную для домашнего спектакля. На премьере в роли мандарина выступил М. Мусоргский, аккомпанировал на фортепиано автор, причем увертюра была исполнена Кюи и Балакиревым в 4 руки. Пройдет много лет, и эти произведения станут наиболее репертуарными операми Кюи.
В 60-е гг. Кюи работал над оперой «Вильям Ратклиф» (пост. в 1869 г. на сцене Мариинского театра), в основу которой была положена одноименная поэма Г. Гейне. «Остановился я на этом сюжете потому, что мне нравилась его фантастичность, неопределенный, но страстный, подверженный роковым влияниям характер самого героя, увлекал меня талант Гейне и прекрасный перевод А. Плещеева (красивый стих всегда меня прельщал и имел несомненное влияние на мою музыку)». Сочинение оперы превратилось в своеобразную творческую лабораторию, в которой идейно-художественные установки балакиревцев проходили проверку живой композиторской практикой, а сами они на опыте Кюи учились оперному сочинительству. Мусоргский писал: «Ну да хорошие вещи всегда заставляют себя искать и ждать, а „Ратклиф“ более чем хорошая вещь... „Ратклиф“ не только Ваш, но и наш. Он выползал из Вашего художнического чрева на наших глазах и ни разу не изменил нашим ожиданиям. ...Вот что странно: „Ратклиф“ Гейне ходуля, „Ратклиф“ Ваш - тип бешеной страсти и до того живой, что из-за Вашей музыки ходули не видно - ослепляет». Характерной особенностью оперы является причудливое сплетение в характерах героев реалистических и романтических черт, что уже было предопределено литературным первоисточником.
Романтические тенденции проявляются не только в выборе сюжета, но и в использовании оркестра, гармонии. Музыка многих эпизодов отличается красотой, мелодической и гармонической выразительностью. Речитативы, которыми пронизан «Ратклиф», тематически насыщены и разнообразны по колориту. Одной из важных особенностей оперы является хорошо разработанная мелодическая декламация. К недостаткам оперы следует отнести отсутствие широкого музыкально-тематического развития, некоторую калейдоскопичность тонких по художественной отделке деталей. Не всегда композитору удается объединить зачастую прекрасный музыкальный материал в единое целое.
В 1876 г. в Мариинском театре состоялась премьера новой работы Кюи - оперы «Анджело» на сюжет драмы В. Гюго (действие происходит в XVI в. в Италии). К ее созданию Кюи приступил будучи уже зрелым художником. Его композиторское дарование развилось и окрепло, значительно возросло техническое мастерство. Музыка «Анджело» отмечена большим вдохновением и страстностью. Созданы характеры сильные, яркие, запоминающиеся. Кюи умело построил музыкальную драматургию оперы, постепенно от действия к действию усиливая разнообразными художественными средствами напряжение происходящего на сцене. Он мастерски применяет речитативы, насыщенные экспрессией и богатые по тематическому развитию.
В жанре оперы Кюи создал много замечательной музыки, высшими достижениями стали «Вильям Ратклиф» и «Анджело». Однако именно здесь, несмотря на великолепные находки и озарения, проявились и определенные негативные тенденции, прежде всего расхождение между масштабностью поставленных задач и их практической реализацией.
Замечательный лирик, способный воплощать в музыке самые возвышенные и глубокие чувства, он как художник наиболее раскрылся в миниатюре и прежде всего в романсе. В этом жанре Кюи достиг классической стройности и гармонии. Истинной поэзией и вдохновением отмечены такие романсы и вокальные циклы, как «Эоловы арфы», «Мениск», «Сожженное письмо», «Истомленная горем», 13 музыкальных картинок, 20 поэм Ришпена, 4 сонета Мицкевича, 25 стихотворений Пушкина, 21 стихотворение Некрасова, 18 стихотворений А. К. Толстого и др.
Ряд значительных произведений создал Кюи в области инструментальной музыки, в частности сюиту для фортепиано «В Аржанто» (посвященную Л. Мерси-Аржанто - популяризатору русской музыки за границей, автору монографии о творчестве Кюи), 25 фортепианных прелюдий, скрипичную сюиту «Калейдоскоп» и др. С 1864 г. и почти до самой смерти продолжалась музыкально-критическая деятельность Кюи. Темы его газетных выступлений чрезвычайно разнообразны. Он с завидным постоянством рецензировал петербургские концерты и оперные спектакли, создавая своеобразную музыкальную летопись Петербурга, анализировал творчество русских и зарубежных композиторов, искусство исполнителей. Статьи и рецензии Кюи (особенно в 60-е гг.) в значительной степени выражали идейную платформу балакиревского кружка.
