Футуризм появился на свет 20 февраля 1909 года, когда итальянский поэт и писатель Филиппо Томмазо Маринетти опубликовал на страницах французской газеты «Фигаро» свой «Манифест футуризма».

Любовь Попова - Портрет

«Этим манифестом мы учреждаем сегодня Футуризм, потому что хотим освободить нашу землю от зловонной гангрены профессоров, археологов, краснобаев и антикваров. Слишком долго Италия была страной старьевщиков. Мы намереваемся освободить ее от бесчисленных музеев, которые, словно множество кладбищ, покрывают ее. Музеи - кладбища!.. Музеи - абсурдные скотобойни художников и скульпторов, беспощадно убивающих друг друга ударами цвета и линии на арене стен! Мы, молодые и сильные футуристы, не желаем иметь с прошлым ничего общего! Поджигайте библиотечные полки! Поверните каналы, чтобы они затопили музеи!.. Какой восторг видеть, как плывут, покачиваясь, знаменитые старые полотна, потерявшие цвет и расползшиеся!..

Казимир Малевич - Портрет Художника Михаила Васильевича

Берите кирки, топоры и молотки и крушите, крушите без жалости седые почтенные города! Самому старшему из нас 30 лет, так что у нас есть еще по крайней мере 10 лет, чтобы завершить свое дело. Когда нам будет 40, другие, более молодые и сильные, может быть, выбросят нас, как ненужные рукописи, в мусорную корзину - мы хотим, чтобы так оно и было! Они будут бесноваться вокруг нас, задыхаясь от презрения и тоски, а затем они все, взбешенные нашим гордым бесстрашием, набросятся, чтобы убить нас; их ненависть будет тем сильнее, чем более их сердца будут опьянены любовью к нам и восхищением. Мы стоим на вершине мира и вновь бросаем вызов звездам!»

Джино Северини - Танец "пан-пан" в Монико

Филиппо Томмазо Маринетти призывал к свержению старой культуры, к отказу от традиционной морали, классической литературы и академического искусства и созданию искусства нового - дерзкого, агрессивного и энергичного. «Гоночный автомобиль… прекраснее Ники Самофракийской...», - писал Маринетти, впоследствии также ставший автором романа «Мафарка-Футурист», принесшего ему скандальную, но широкую известность.

Луиджи Руссоло - Восстание

Маринетти настаивал на том, чтобы уничтожить библиотеки и музеи. Он утверждал, что нужно даже отказаться от общепринятого синтаксиса - от использования качественных прилагательных, наречий, знаков препинания, союзов - и преобразовать язык, сделать его быстрым, живым, лаконичным. По замыслу Маринетти, подобные заявления должны были произвести настоящую культурную революцию, которая бы охватила литературу, музыку, кино, архитектуру, фотографию и даже моду и кулинарию

Умберто Боччони - Сила улицы

Умберто Боччони - Состояние души

Мэтью Гейл.

«Футуриcтов отличает в первую очередь интерес к жизни улицы, повседневной реальности, то возбуждение, которое они ощущали от этой повседневной реальности, - и именно в тот момент, когда взрыв технического прогресса преображал эту реальность. Они, таким образом, сумели привлечь к себе гораздо более широкую публику - тех, кто ездил на поездах и автомобилях или ходил на представление в кабаре. Картины кубистов были гигантским шагом вперед в смысле анализа формы, но они - прекрасные, сдержанные, суровые - оставались всего лишь чисто живописными упражнениями в натюрморте и обнаженной натуре. Футуристов же занимал динамизм повседневной жизни - вот главная их тема», считает Мэтью Гейл.

Всю ночь просидели мы с друзьями в электрическом свете. Медные колпаки над лампами, как купола мечети, напоминали в своей сложности и причудливости нас самих. Но под ними бились электрические сердца. Впереди роилась лень, но мы все сидели и сидели на дорогих персидских коврах, мололи несусветную чушь и марали бумагу.

Мы очень гордились собой: только мы одни не спали в этот час, маяки или разведчики против целого скопища звезд, этих наших врагов, устроивших свой яркий лагерь высоко в небе.

Одни, совсем одни вместе с кочегаром у топки гигантского парохода, одни с черным призраком у докрасна раскаленного чрева взбесившегося паровоза, одни с пьяницей, когда он летит домой как на крыльях, то и дело задевая ими за стены!

И вдруг совсем рядом мы услыхали грохот. Это проносились мимо и подпрыгивали огромные, все в разноцветных огоньках двухэтажные трамваи. Будто деревушки на реке По в какой-нибудь праздник, сорванные вышедшей из берегов рекой с места и неудержимо несущиеся через водопады и водовороты прямо к морю.

Потом все стихло. Мы слышали только, как жалобно стонет старый канал да хрустят кости полуразвалившихся замшелых дворцов. И вдруг у нас под окнами, словно голодные дикие звери, взревели автомобили.

Ну, друзья, - сказал я, - вперед! Мифология, мистика - все это уже позади! На наших глазах рождается новый кентавр - человек на мотоцикле, - а первые ангелы взмывают в небо на крыльях аэропланов! Давайте-ка саданем хорошенько по вратам жизни, пусть повылетают напрочь все крючки и засовы!.. Вперед! Вот уже над землей занимается новая заря!.. Впервые своим алым мечом она пронзает вековечную тьму, и нет ничего прекраснее этого огненного блеска!

Там стояли и фыркали три автомобиля. Мы подошли и ласково потрепали их по загривку. У меня в авто страшная теснота, совсем как в гробу. Но тут вдруг руль уперся мне в грудь, резанул, как топор палача, и я сразу ожил.

В бешеном вихре безумия нас вывернуло наизнанку, оторвало от самих себя и потащило по горбатым улицам, по этому глубокому руслу пересохшей реки. То тут, то там в окнах мелькали жалкие тусклые огоньки, которые говорили: не верьте глазам своим, если вы смотрите на мир слишком трезво!

Чутья! - крикнул я. - Дикому зверю хватит и чутья!..

И как молодые львы, мы кинулись вдогонку за смертью. Впереди в бескрайнем лиловом небе мелькала ее черная шкура с едва заметными блеклыми крестами. Небо переливалось и трепетало, и до него можно было дотронуться рукой.

Но не было у нас ни вознесенной в заоблачные выси Прекрасной Дамы, ни жестокой Королевы - а значит, нельзя было, скрючившись в три погибели византийским кольцом замертво пасть к ее ногам!.. Не за что нам было умереть, разве только чтоб сбросить непосильную ношу собственной смелости!

Мы неслись сломя голову. Из подворотен выскакивали цепные псы, и мы тут же давили их - после наших раскаленных колес от них не оставалось ничего, даже мокрого места, как не остается морщин на воротничке после раскаленного утюга.

Смерь была страшно довольна. На каждом повороте она то забегала вперед и ласково протягивала свои костяшки, то со скрежетом зубовным поджидала меня, лежа на дороге и умильно поглядывая из луж.

Давайте вырвемся из насквозь прогнившей скорлупы Здравого Смысла и приправленными гордыней орехами ворвемся в разверстую пасть и плоть ветра! Пусть проглотит нас неизвестность! Не с горя идем мы на это, а чтоб больше стало и без того необъятной бессмыслицы!

Так сказал я и тут же резко развернулся. Точно так же, забыв обо всем на свете, гоняются за своим собственным хвостом пудели. Вдруг, откуда ни возьмись, два велосипедиста. Им это не понравилось, и они оба замаячили передо мной: так иногда в голове вертятся два довода, и оба достаточно убедительны, хотя и противоречат друг другу. Разболтались тут на самой дороге - ни проехать, ни пройти… Вот черт! Тьфу!.. Я рванул напрямик, и что же?-раз! перевернулся и плюхнулся прямо в канаву…

Ох ты, матушка-канава, залетел в канаву - напейся на славу! Ох уж эти мне заводы и их сточные канавы! Я с наслажденьем припал к этой жиже и вспомнил черные сиськи моей кормилицы-негритянки!

Я встал во весь рост, как грязная, вонючая швабра, и радость раскаленным ножом проткнула мне сердце.

И тут все эти рыбаки с удочками и ревматические друзья природы сперва переполошились, а потом сбежались посмотреть на этакую невидаль. Не торопясь, со знанием дела они закинули свои огромные железные неводы и выловили мое авто - эту погрязшую в тине акулу. Как змея из чешуи, оно стало мало-помалу выползать из канавы, и вот уже показался его роскошный кузов и шикарная обивка. Они думали, моя бедная акула издохла. Но стоило мне ласково потрепать ее по спине, как она вся затрепетала, встрепенулась, расправила плавники и сломя голову понеслась вперед.

Лица наши залиты потом, перепачканы в заводской грязи вперемешку с металлической стружкой и копотью из устремленных в небо заводских труб. Переломанные руки забинтованы. И вот так, под всхлипывания умудренных жизнью рыбаков с удочками и вконец раскисших друзей природы, мы впервые объявили всем живущим на земле свою волю:

1. Мы намерены воспеть любовь к опасности, привычку к энергии и бесстрашию.

2. Мужество, отвага и бунт будут основными чертами нашей поэзии.

3. До сих пор литература восхваляла задумчивую неподвижность, экстаз и сон. Мы намерены воспеть агрессивное действие, лихорадочную бессонницу, бег гонщика, смертельный прыжок, удар кулаком и пощечину.

4. Мы утверждаем, что великолепие мира обогатилось новой красотой — красотой скорости. Гоночная машина, капот которой, как огнедышащие змеи, украшают большие трубы; ревущая машина, мотор которой работает как на крупной картечи, — она прекраснее, чем статуя Ники Самофракийской.

5. Мы хотим воспеть человека у руля машины, который метает копье своего духа над Землей, по ее орбите.

6. Поэт должен тратить себя без остатка, с блеском и щедростью, чтобы наполнить восторженную страсть первобытных стихий.

7. Красота может быть только в борьбе. Никакое произведение, лишенное агрессивного характера, не может быть шедевром. Поэзию надо рассматривать как яростную атаку против неведомых сил, чтобы покорить их и заставить склониться перед человеком.

8. Мы стоим на последнем рубеже столетий!.. Зачем оглядываться назад, если мы хотим сокрушить таинственные двери Невозможного? Время и Пространство умерли вчера. Мы уже живем в абсолюте, потому что мы создали вечную, вездесущую скорость.

9. Мы будем восхвалять войну — единственную гигиену мира, милитаризм, патриотизм, разрушительные действия освободителей, прекрасные идеи, за которые не жалко умереть, и презрение к женщине.

10. Мы разрушим музеи, библиотеки, учебные заведения всех типов, мы будем бороться против морализма, феминизма, против всякой оппортунистической или утилитарной трусости.

11. Мы будем воспевать огромные толпы, возбужденные работой, удовольствием и бунтом; мы будем воспевать многоцветные, многозвучные приливы революции в современных столицах; мы будем воспевать дрожь и ночной жар арсеналов и верфей, освещенных электрическими лунами; жадные железнодорожные вокзалы, поглощающие змей, разодетых в перья из дыма; фабрики, подвешенные к облакам кривыми струями дыма; мосты, подобно гигантским гимнастам, оседлавшие реки и сверкающие на солнце блеском ножей; пытливые пароходы, пытающиеся проникнуть за горизонт; неутомимые паровозы, чьи колеса стучат по рельсам, словно подковы огромных стальных лошадей, обузданных трубами; и стройное звено самолетов, чьи пропеллеры, словно транспаранты, шелестят на ветру и, как восторженные зрители, шумом выражают свое одобрение.

Не откуда-либо еще, а именно из Италии мы провозглашаем всему миру этот наш яростный, разрушительный, зажигающий манифест. Этим манифестом мы учреждаем сегодня Футуризм, потому что хотим освободить нашу землю от зловонной гангрены профессоров, археологов, краснобаев и антикваров. Слишком долго Италия была страной старьевщиков. Мы намереваемся освободить ее от бесчисленных музеев, которые, словно множество кладбищ, покрывают ее.

Музеи — кладбища!.. Между ними, несомненно, есть сходство в мрачном смешении множества тел, неизвестных друг другу. Музеи: общественные спальни, где одни тела обречены навечно покоиться рядом с другими, ненавистными или неизвестными. Музеи: абсурдные скотобойни художников и скульпторов, беспощадно убивающих друг друга ударами цвета и линии на арене стен!

Раз в год паломничество в музей, подобно посещению кладбища в День поминовения усопших, — с эти можно согласиться. Положить раз в год букет цветов у портрета Джоконды — с этим я согласен… Но я против того, чтобы наши печали, наше хрупкое мужество, наша болезненная неугомонность ежедневно выводились на экскурсию по музеям. Зачем травить себя? Зачем гнить?

Да и что можно увидеть в старой картине кроме вымученных потуг художника, бросающегося на барьеры, которые не позволяют ему до конца выразить свои фантазии? Млеть перед старой картиной — то же самое, что выливать эмоции в погребальную урну вместо того, чтобы дать выпустить их на простор в бешеном порыве действия и созидания.

Неужели вы хотите растратить все свои лучшие силы на это вечное и пустое почитание прошлого, из которого выходишь фатально обессиленным, приниженным, побитым?

Уверяю вас, что каждодневные посещения музеев, библиотек и учебных заведений (кладбищ пустых усилий, голгоф распятых мечтаний, реестров неудавшихся начинаний!) для людей искусства так же вредны, как затянувшийся надзор со стороны родителей над некоторыми молодыми людьми, опьяненными талантом и честолюбивыми желаниями. Когда будущее для них закрыто, замечательное прошлое может стать утешением для умирающего больного, слабого, пленника… Но мы не желаем иметь с прошлым ничего общего, мы, молодые и сильные футуристы!

Пусть же они придут, веселые поджигатели с испачканными сажей пальцами! Вот они! Вот они!.. Давайте же, поджигайте библиотечные полки! Поверните каналы, чтобы они затопили музеи!.. Какой восторг видеть, как плывут, покачиваясь, знаменитые старые полотна, потерявшие цвет и расползшиеся!.. Берите кирки, топоры и молотки и крушите, крушите без жалости седые почтенные города!

Самому старшему из нас 30 лет, так что у нас есть еще, по крайней мере, 10 лет, чтобы завершить свое дело. Когда нам будет 40, другие, более молодые и сильные, может быть, выбросят нас, как ненужные рукописи, в мусорную корзину — мы хотим, чтобы так оно и было!

Они, наши преемники, выступят против нас, они придут издалека, отовсюду, пританцовывая под крылатый ритм своих первых песен, поигрывая мышцами кривых хищных лап, принюхиваясь у дверей учебных заведений, как собаки, к едкому запаху наших разлагающихся мозгов, обреченных на вечное небытие в литературных катакомбах.

Но нас там не будет… Наконец они найдут нас, однажды зимней ночью, в открытом поле, под печальной крышей, по которой стучит монотонный дождь. Они увидят нас, съежившихся возле своих трясущихся аэропланов, согревающих руки у жалких маленьких костров, сложенных из наших сегодняшних книг, когда те загорятся от взлета наших фантазий.

Они будут бесноваться вокруг нас, задыхаясь от презрения и тоски, а затем они все, взбешенные нашим гордым бесстрашием, набросятся, чтобы убить нас; их ненависть будут тем сильнее, чем более их сердца будут опьянены любовью к нам и восхищением.

Несправедливость, сильная и здоровая, загорится в их глазах.

Искусство, по существу, не может быть ничем иным, кроме как насилием, жестокостью и несправедливостью.

Самому старшему из нас 30 лет. Но мы уже разбросали сокровища, тысячу сокровищ силы, любви, мужества, прозорливости и необузданной силы воли; выбросили их без сожаления, яростно, беспечно, без колебаний, не переводя дыхания и не останавливаясь… Посмотрите на нас! Мы еще полны сил! Наши сердца не знают усталости, потому что они наполнены огнем, ненавистью и скоростью!.. Вы удивлены? Это и понятно, поскольку вы даже не можете вспомнить, что когда-либо жили! Гордо расправив плечи, мы стоим на вершине мира и вновь бросаем вызов звездам!

У вас есть возражения?.. Полно, мы знаем их… Мы все поняли!.. Наш тонкий коварный ум подсказывает нам, что мы — перевоплощение и продолжение наших предков. Может быть!.. Если бы это было так! Но не все ли равно? Мы не хотим понимать!.. Горе тому, кто еще хоть раз скажет нам эти постыдные слова!

Поднимите голову! Гордо расправив плечи, мы стоим на вершине мира и вновь бросаем вызов звездам!

Le Figaro, 20 февраля 1909 года.

Текст о Маринетти с большим количеством редких фотографий опубликован на Переменах .

Филиппо Томмазо Маринетти

Филиппо Томмазо Маринетти (итал. : Filippo Tommaso Marinetti ; 21 декабря 1876, Александрия - 2 декабря 1944, Белладжио) - итальянский поэт, писатель и драматург, известен прежде всего как основатель футуризма . Основал ряд футуристических журналов («Lacerba», «Poesia») и издательство («Poesia»). Маринетти принадлежит большинство манифестов (первый манифест - 1909), определяющих футуризм как художественное и политическое течение.

Биография

Родился 21 декабря 1876 года в Египте (Александрия), в богатой итальянской семье адвоката Энрико Маринетти. Детство прошло в Париже, где он учился в колледже святого Франсуа Ксавье. Именно там Маринетти основал свой первый литературный журнал «Папирус», а впоследствии был исключен за подпольное распространение запрещенных книг. Закончив в 1899 году образование в генуэзском университете (факультет права), Маринетти предпочел юридической карьере литературное творчество.

В августе 1914, после начала Первой Мировой войны, Маринетти записывается добровольцем в Ломбардийский батальон и ведет пропаганду за вступление Италии в войну, придав для этих целей футуристическому журналу «Лачерба» политическую направленность. «Дирекция футуристического движения» в Милане постепенно превратилась в боевой штаб. В сентябре ею были организованы манифестации с публичным сожжением австрийского флага, за что Маринетти был арестован и посажен в тюрьму. Но в мае 1915 года Италия вступает в войну на стороне стран Антанты и Маринетти, вместе с другими футуристами добровольцем уходит на фронт, награжден медалью как командир броневика за битву Витторио-Венета.

После Первой Мировой войны происходит организационное оформление политического крыла футуризма. Была создана политическая партия футуристов во главе с Маринетти и издан соответствующий манифест , разделявший функции партии и одноименного направления в искусстве Органом политической партии футуристов стала газета «Футуристический Рим», основанная Маринетги, Сетгимелли и Карли.

В этот период Маринетти начинает выступать с радикально-националистических позиций, а в 1919 году вступает в фашистскую партию . «Наша футуристическая революционность обожает Италию и жаждет возродить ее во что бы то ни стало, очистить ее, сделать более интеллигентной и преуспевающей», - говорил он еще в сентябре 1918 года.

Стоит заметить, что ранний итальянский фашизм многим обязан двум национальным литературным гениям того времени - Маринетти и Д’Аннунцио , причем не только в сфере формирования идеологии и лозунгов, но и в области «прямого действия»: Маринетти играл большую роль в формировании фашистских боевых групп, лично участвовал в разгоне демонстраций и нападении на редакцию газеты «Аванти», «желая утвердить абсолютное право четырех миллионов солдат на управление новой Италией». Добровольцы во главе с Габриэле Д’Аннунцио в сентябре 1919 года заняли город Фиуме и устроили в нем великолепный футуристический вечер. В ноябре 1919 года, на парламентских выборах имена Маринетти и Муссолини стояли рядом в избирательных бюллетенях, однако на выборах фашисты не прошли, (после чего оба были арестованы по обвинению в незаконном хранении огнестрельного оружия Муссолини выходит сразу, Маринетти через двадцать дней).

Однако, уже в мае 1920 года Маринетти и группа соратников-футуристов совершают очередную авангардистскую провокацию: протестуя против компромиссов Муссолини с клерикальными и монархическими кругами они выходят из состава фашистской партии. Вместе с тем, Маринетти до конца дней остаётся «беспартийным фашистом». В 1922 году, после прихода Муссолини к власти, он посвящает министру-президенту восторженную статью: «Итальянская Империя - в кулаке лучшего, наиспособнейшего итальянца!»

18 марта 1929 года Муссолини вводит Филиппо Томмазо Маринетти в состав Итальянской Академии наук.

В 1942 Маринетти в СССР в составе итальянского экспедиционного корпуса, где тяжело заболевает. Умер в Белладжио в Hotel Excelsior на озере Комо 2 декабря 1944 года, после сердечного приступа.

Творчество

Обычные его темы - машины, скорость - основы современной индустриальной культуры, война, сильная личность, звезды и море как символ сверхземного «Завоевание звезд» (La conquête des étoiles, 1902), «Разрушение» (Destruction, 1903), «Моноплан папы» (Le Monoplane du pape, 1912) и др. В драматургии Маринетти выделяется сатирическая трагедия «Король-кутеж» (Le roi bombance), где дана сатира на человечество и социальную революцию. Большинство произведений написано по-французски.

На основе лозунга «Мы воспоем растущее торжество машины» у Маринетти создается новая эстетика машины - «Гоночный автомобиль прекраснее статуи „Самофракийской победы“».

С поэтической индустриальной темой связана у Маринетти и политико-экономическая пропаганда индустриализации Италии (в манифестах). Венецию например, омертвевший город дожей, предлагалось преобразовать в промышленный центр Адриатики.

Значительное место в творчестве Маринетти занимает также военная проза. Это - «Битва при Триполи» (La bataille de Tripoli), откровенный апофеоз итальянской экспансии в Африку, «Zang, tumb, tumb» (Осада Адрианополя), военные стихотворения, в которых изображена индустриализация войны (стих. «Литейная битвы») и ряд других литературных произведений о мировой войне.

Маринетти боролся во главе футуристов против «оппортунизма» итальянской иностранной политики еще задолго до выхода Италии из тройственного союза, требовал войны с Австрией во имя нераздельного господства Италии в бассейне Адриатического моря, что имело известное агитационное значение при вступлении Италии в мировую войну.

Попытки Маринетти создать динамическую форму привели его к реформе стиха и прозы. В 1906 Маринетти организовал «Интернациональную анкету о свободном стихе». Формальные новшества Маринетти сказались в области прозы. В программе Маринетти - деформация синтаксиса, насыщение его эмоциональностью, расположение слов без ограничений грамматической логикой. Вспомогательные части речи, задерживающие передачу мыслей, прилагательные, означающие паузы - отметаются; знаки препинания исключаются. В основе прозы - существительные и глаголы, которые сочетаются с условными математическими и музыкальными знаками. Создается телеграфный стиль. Специфическая образность Маринетти основана на метафорах, смелость которых (отдаленность аналогий) оправдывается лозунгом о «беспроволочном воображении и словах на свободе». Характерен типографский монтаж текста.

Формальным новаторством отличается также «Синтетический театр» (Teatro sintetico) Маринетти, написанный в сотрудничестве с Корра, Сеттималли и др. В последние годы Маринетти пропагандирует «тактилизм» - искусство касаний, пытаясь создать новый вид искусства - «предметы искусства , воспринимаемые осязанием». С этой целью Маринетти разработал «тактилическую таблицу ощущений».

Вся линия творчества Маринетти привела его в лагерь фашизма - («Футуризм и фашизм» - «Futurismo e fascismo», «Democratia futurista, dinamismo poetico» - «Футуристическая демократия, политический динамизм»), предвестником которого он и явился.

Футуризм как матрица фашизма

Дмитрий ЖВАНИЯ, кандидат исторических наук

«Источником фашизма, - по мнению немецкого исследователя Эрнста Нольте, - были: националисты под руководством Энрико Коррадини, легионеры, ведомые Д’Аннунцио в его фиумской авантюре, и бывшие марксисты, отколовшиеся от социалистической партии и руководимые Муссолини… Из этих трёх элементов движение Муссолини… было наиболее важным». Нольте считает, что «марксизм был не просто прихотью молодости фашистского дуче, исчезнувшей без следа, “finalita” марксизма (конечная цель - Д.Ж.) всегда продолжала жить в нём, хотя и вне его сознания».

«23 марта 1919 года в бурлящем Милане, в маленьком зале торговой школы на площади San Sepolkro, собралось несколько десятков человек: ардити, легионеры, экс-комбатанты. Их воодушевляли чувства патриотического гнева, ненависти к союзникам, презрения к собственному правительству, воли к национально-народной революции; большинство их пришло слева - от социалистов и синдикалистов. Это были первые фашисты. Их возглавлял Муссолини. “Первых фашистов была горсточка” - вспоминал он об этом собрании через пять лет. Они организовали “Cоюз участников войны” для новой борьбы - Fascio di combatimento», сообщает Николай Устрялов в своей книге о фашизме.

Маринетти участвовал в митинге, организованном Бенито Муссолини на площади Сан-Сеполькро 23 марта 1919 года, на котором было провозглашено создание Итальянского союза борьбы. Поэт воспел это событие в «Поэме о сан-сеполькристах » (“Il poema dei sansepolcristi”). Основоположник футуризма написал её в особенном футуристическом стиле, который позже, по аналогии с «аэроживописью», назвали «аэропоэзией». По форме эта поэма Маринетти - разновидность стихотворения в прозе. Его «аэроособенности», как объяснял Маринетти, состоят в длинных, как воздушный полёт, фразах, не прерываемых знаками препинания, ибо «камни, рытвины и колдобины свойственны только сухопутным дорогам, а волны, пороги и рифы - только водным путям», а также в использовании инфинитива - неопределённой формы глагола, ведь «с высоты всё видится в общих чертах.

«Дуче на первом плане дуче мощь излучающее твёрдое упругое тело готово выстрелить без вес продолжать думать желать решать захватить раздавить отвергать ускорить к новому свету

Его кулак скрепить практические идеи и смелость незаменимый геометрия его выступлений делает элегантным энтузиазм долота в трещину переплавить и голос продолжающий хлестать ироничный или режущий анализ в синтезе чистом

Угрозы и неистовство вокруг площади остановить Муссолиниевское что в потолок бюрократический было поколеблено античное благоразумие дотошная скупость планов» , - писал Маринетти в «Поэме о сан-сеполькристах »

В марте 1919 года Маринетти избирается в ЦК фашистской партии. Ещё в декабре 1918 - январе 1919 года в Риме, Ферраре, Таранто и во Флоренции открываются первые клубы фашистов-футуристов. По совпадению в то же самое время, в январе 1919 года, в Петрограде была основана организация коммунистов-футуристов (комфутов).

Исследователь Игорь Голомшток полагает, что, «если движение Муссолини было главным источником итальянского фашизма, то одним из источников самого этого движения был итальянский футуризм». Муссолини совершил слишком резкий скачок от революционного марксизма и вначале имел весьма смутные представления об идеологии движения, которое он создавал. Фашизм для него не был какой-то догмой или философией, а принципом революционного действия - методом достижения власти. И он взял на вооружение многие идеи своего эксцентричного друга - Маринетти. Между мартом и июлем 1919 года футуристы преобладали в миланском отделении «Союза борьбы» (fascio). Что касается идей футуристов, то они легко превращались в руководство к действию. «Всякий, кто обладает чувством исторической последовательности, идеологические источники фашизма может найти в футуризме - в его готовности выйти на улицы, чтобы навязать своё мнение и заткнуть рот тому, кто с ним не согласен, в его отсутствии страха перед битвами и мятежами, в его жажде порвать со всяческими традициями и в том преклонении перед молодостью, которым отмечен футуризм» , - объяснял великий итальянский философ Бенедетто Кроче.

15 апреля 1919 года Маринетти лично возглавлял нападение на редакцию бывшей газеты Муссолини - главного органа социалистической партии «Аванти!», - «желая утвердить абсолютное право четырёх миллионов солдат на управление новой Италией». Разгром редакции «Аванти!» дуче назвал «первым реальным достижением фашистской революции».

«Фашизм 19 года выступает сразу с кричащими национально-революционными лозунгами. Муссолини старается подчеркнуть, что по-прежнему он, подобно Гарибальди, совмещает в себе националиста и революционера-республиканца. Он выражает волю и чувства фронтовиков: “Необходимо, - твердит он, - сообщить войне социальное содержание, и массы, защищавшие отечество, не только вознаградить, но и, для будущего, спаять их с нацией и ее развитием”. Программа рядового фронтовика ясна: спасение нации, укрепление ее достоинства, обеспечение ее счастья и - “обеспечение героям окопов, - людям труда, - возможности воспользоваться революционными плодами революционной войны”», - пишет Устрялов.

Когда в мае 1919 под Миланом рабочие в ходе бурной забастовки заняли завод и подняли над ним не красный, а национальный флаг, фашистская газета “Popolo d’Italia” заявляет, что полностью поддерживает рабочих.

Когда в сентябре 1919 года появилась республика Фиуме во главе с поэтом, писателем и авиатором Габриэле Д’Аннунцио, Маринетти, несмотря на то, что не любил Д’Аннунцио, считая его представителем отжившей традиции, поспешил в «город Огня». Выступая перед бойцами-смельчаками (arditi), он призвал к распространению революции Фиуме на всю Италию. Футуризм имел отчетливый анти-д’аннунцианский характер. Одна из первых книг Маринетти носит заглавие: “Les dieux s’en vont, et D’Annunzio reste” («Боги уходят, а Д’Аннунцио остаётся»). Но во время войны политические программы Маринетти и Д’Аннунцио во всём совпадали. Что касается Д’Аннунцио, то он о футуризме никогда публично не высказывался.

Осенью имя Маринетти стоит вторым после Муссолини в списке кандидатов-фашистов на выборах в итальянский парламент. Правда, фашисты в парламент не прошли. «На парламентских выборах осенью 1919 Муссолини и Маринетти собрали в Милане всего-навсего 4 700 голосов. Конечно, это означало полный провал. “Нужно иметь мужество признать, - говорил впоследствии Муссолини, - что в течение всего 1919 года число итальянских фашистов не достигало и десяти тысяч”», - сообщает Николай Устрялов в своей книге о фашизме.

Именно футуристы разрабатывали идеологию фашизма. Чтобы обосновать идею передачи всей полноты власти вождю нации, они - те, кто заявлял о полном разрыве с прошлым, - обращались к итальянской политической традиции. «В Милане недавно основан политический еженедельник под заглавием “II Principe”, который поддерживает или пытается поддержать те же теории, какие проповедовал для Италии Макиавелли в “Чинквеченто”, т. е. что состояние борьбы между местными партиями, которое ведёт нацию к хаосу, может быть устранено абсолютным монархом, новым Чезаре Борджиа, который обезглавил бы всех руководителей борющихся партий, - рассказывает Антонио Грамши. - Журналом руководят два футуриста - Бруно Корра и Энрико Сеттимелли. Маринетти, хотя в 1920 году был арестован в Риме во время патриотической демонстрации за энергичнейшую речь против короля, сотрудничает в этом же еженедельнике».

Странно, что такой умный человек, как Грамши, не понял, что речь шла не о банальном усилении власти короля, а о передачи всей полноты власти вождю нации - дуче. «Итальянские футуристы видели в Муссолини строителя их футуристического будущего, борца за дело рабочих, ещё недавно обещавшего “взвить красный флаг революции над Потсдамским дворцом”, то есть такого же пламенного революционера, которого русские футуристы видели в Ленине», - полагает Игорь Голомшток. Однако в мае 1920 года Маринетти и группа его соратников-футуристов, протестуя против компромиссов Муссолини с клерикальными и монархическими кругами, выходят из состава фашистской партии. Вместе с тем Маринетти до конца дней остается «беспартийным фашистом».

В октябре 1922 года, во время «похода на Рим», футуристы шагали рядом с чернорубашечниками-сквадристами (squadristi). «Приход к власти фашизма означает реализацию футуристической программы-минимум, - объяснял Маринетти. - Пророки и предшественники великой Италии сегодняшнего дня, футуристы, счастливы приветствовать в лице нашего, ещё не достигшего 40 лет, премьера замечательную футуристическую фигуру». «Итальянская Империя - в кулаке лучшего, наиспособнейшего итальянца!» - радовался поэт. «Минимальная граница возраста для депутатов должна быть понижена до 22-х лет. Минимум депутатов из адвокатов (всегда оппортунистов) и минимум депутатов из профессоров (всегда ретроградов)… Вместо парламента из некомпетентных ораторов и ученых инвалидов мы будем иметь правительство синдикатов земледельческих, промышленных и рабочих», - таким вождь футуристов хотел видеть новое правительство.

Фашизм вобрал в себя футуризм, а футуризм стал матрицей фашизма. Это видно по максимам фашистского кодекса чести, которые буквально списаны из футуристических манифестов:

“Ardisco ad ogni impresa” - «Смелость в каждом начинании»;
“Boia chi molla” - «Подонок, кто сдаётся»;
“Chi osa vince” - «Кто дерзает - побеждает»;
“Chi si ferma è perduto” - «Кто останавливается - проигрывает (теряет)»;
“Chi non è pronto a morire per la sua fede non è degno di professarla” - «Кто не готов умереть ради своей веры, не достоин исповеди»;
“Credere, obbedire, combattere” - «Верить, повиноваться, сражаться»;
“Datevi all’ippica” - «Начните заниматься делом»;
“Dvx mea lux” лат. - «Вождь моё светило»;
“Fedeltà è più forte del fuoco” - «Верность сильнее огня»;
“È l’aratro che traccia il solco, ma è la spada che lo difende. E il vomere e la lama sono entrambi di acciaio temprato come la fede dei nostri cuori” - «Именно плуг очерчивает борозду, но именно шпага защищает её. И сошник, и лезвие - оба из закалённой стали, как вера наших сердец»;
“Fermarsi significa retrocedere” - «Останавливаться - значит отступать»;
“Fino alla vittoria” - «До победы»;
“Marciare non marcire” - «Идти дальше, а не гнить»;
“Meglio lottare insieme che morire da soli” - «Лучше сражаться вместе, чем умирать одинокими»;
“Meglio vivere un giorno da leone, che cento anni da pecora” - «Лучше прожить один день львом, нежели столетие овцой»;
“Me ne frego” - «Меня не запугать (Я не боюсь. А мне плевать)»;
“Molti nemici, molto onore” - «Больше врагов, больше чести»;
“Non basta essere bravi bisogna essere i migliori” - «Не достаточно быть хорошими, необходимо быть лучшими»;
“Non siamo gli ultimi di ieri ma i primi del domani” - «Не последние вчера, но первые завтра»;
“O con noi o contro di noi” - «Или с нами или против нас»;
“Se avanzo seguitemi, se indietreggio uccidetemi, se mi uccidono vendicatemi” - «Если я двигаюсь вперёд - следуйте за мной, если я остановился - убейте меня, если меня убили - отомстите»;
“Se il destino è contro di noi… Peggio per lui!” - «Если судьба против нас… Хуже для неё!»;
“Sposi della vita, amanti della morte” - «Женатые на жизни, влюблённые в смерть»;
“Vincere e vinceremo” - «Побеждали и будем побеждать».

«Для нас, фашистов, самое важное - не жить долго, а жить деятельно. В этом и заключается мистика фашизма», - написано в «Первой книге фашиста». Разве это не философия футуризма?

Всякий, кто обладает чувством исторической последовательности, идеологические источники фашизма может найти в футуризме - в его готовности выйти на улицы, чтобы навязать своё мнение и заткнуть рот тому, кто с ним не согласен», - писал философ Бенедетто Кроче

Фаллическая эстетика индустриализма настраивала футуристов на антифеминистский лад. «Мы разрушим музеи, библиотеки, учебные заведения всех типов, мы будем бороться против морализма, феминизма, против всякой оппортунистической или утилитарной трусости», - провозглашал Маринетти в «Манифесте футуризма».

Он не стеснялся признаться в презрении к женщине. В большей степени он делал это из эпатажа - из желания противопоставить футуризм той культурной традиции, которая, как написано в «Манифесте футуризма», «восхваляла задумчивую неподвижность, экстаз и сон», да и всей итальянской культуре, буквально пропитанной любовной негой. Со времён Средневековья образ женщины превозносился в литературе и других видах искусства. Лишь французские «проклятые поэты», а вслед за ними молодой Эмиль Золя попытались показать неприглядные стороны женской природы (в этом смысле их можно считать предтечами нуара). Футуристы посчитали, что женщина с её извечной мечтой о маленьком личном счастье и пошловатыми представлениями о красоте - тормоз прогресса. Отсюда их антифеминизм.

«Женщина настоящего, - расслабленная самка, - утверждал Маринетти. - Она противна нам со своей пряной любовью. Нынешняя любовь обесценена благодаря всемирно-усилившейся роскоши женщин. Нынешняя женщина больше любит роскошь, чем любовь. <…> Влияние женщины губительно, а потому мы, футуристы, относимся к ней отрицательно».

Фашисты подняли на щит антифеминизм футуристов. В фашистской Италии будет даже запрещена вежливая форма на Lei из-за её женственного происхождения: Lei - она. Например, желая вежливо спросить человека, как его зовут, итальянцы говорят: “Come si chiama Lei?” Во время правления дуче так расшаркиваться было запрещено.

В письме от 1922 года Грамши убеждал Троцкого, что «футуристическое движение в Италии после войны совершенно потеряло свои характерные особенности», а «Маринетти отдаёт движению чрезвычайно мало активности. Он женился и предпочитает посвящать свою энергию жене». Но факты показывают, что ирония Грамши была беспочвенной. В 20-е годы Маринетти посвящал энергию не только жене. Однако коммунист сообщал интересные детали: «В настоящее время в футуристическом движении принимают участие монархисты, коммунисты, республиканцы, фашисты».

Несмотря на то, что Маринетти стал видной фигурой фашистского движения, итальянские социалистические и коммунистические рабочие продолжали его уважать. «Перед моим отъездом Туринская секция пролеткульта пригласила Маринетти на выставку футуристической живописи, чтобы на открытии объяснить рабочим, членам организации, её значение, - рассказывает Грамши в письме, написанном им в 1922-м. - Маринетти очень охотно принял приглашение и после посещения выставки вместе с рабочими высказал своё удовольствие, что ему удалось убедиться в том, что рабочие гораздо лучше разбираются в вопросах футуристического искусства, нежели буржуазия».

Ещё летом 1920 года, выступая перед итальянской делегацией на Втором конгрессе Интернационала в Москве большевистский нарком просвещения Анатолий Луначарский назвал Маринетти «единственным интеллектуалом революции в Италии». И это после того, как Маринетти командовал погромом редакции «Аванти!»… «Произошло неслыханное, ужасающее, колоссальное событие, которое грозит подорвать весь престиж Коммунистического интернационала и доверие к нему, - иронизировал Антонио Грамши над теми коммунистами, которые были шокированы тем, что Луначарский назвал Маринетти «революционером». - Филистёры от рабочего движения полностью скандализированы, и ясно, что к старым прежним ругательствам - “бергсонианство, волюнтаризм, прагматизм, спиритуализм” - мы теперь добавим новые и ещё более бранные: “футуризм”, “маринеттизм”!» Для Грамши, как и для Луначарского, революционный характер футуризма не подлежал сомнению, ибо всякое разрушение в области буржуазной политики, быта и культуры для них было первой стадией пролетарской революции. В свою очередь Маринетти, не одобряя коммунизм, который, с его точки зрения «можно осуществить только на кладбищах», приветствовал революционные шаги русских коммунистов: «Я был восхищён, когда узнал, что все русские футуристы - большевики и что в целом футуризм является официальным русским искусством. В день Первого мая прошлого (1919 - Д.Ж.) года русские города были украшены футуристическими росписями. Ленинские поезда снаружи были украшены яркими динамическими формами, очень напоминающими Боччони, Балла и Руссоло. Это делает честь Ленину и приветствуется нами как одна из наших собственных побед».

Утверждения фашистского режима заставило Маринетти пойти на определённые компромиссы с реальностью. Будучи ярым антиклерикалом в молодости, в 20-е годы он, как и все фашисты, заключил мир с католической церковью, оправдывая себя тем, что Иисус тоже был футуристом. 18 марта 1929 года Муссолини ввёл Филиппо Томмазо Маринетти в состав Итальянской Академии наук. Злопыхатели поспешили заявить, что «возмутитель спокойствия умер», однако вскоре, на академической конференции в Будапеште, Маринетти вместо ожидаемого доклада прочёл свою новую поэму «Обыденная жизнь одного фокстерьера». Пятидесятичетырёхлетний академик лаял, визжал и кусался. Войдя в раж, он, подражая собаке, задрал ногу у стены. Профессора впали в ступор.

В том же 1929-м он совместно с художниками-футуристами Джерардо Доттори , Тато , Тулио Крали , Энрико Прамполини и некоторыми другими издаёт в «Газетта дель Пополо» «Манифест аэроживописи» (Manifesto dell´Aeropittura ).

Футуризм, война и отношение с фашизмом

Еще в 1913 г., во время итало-ливийской военной кампании, где Маринетти, по его словам, изучал возможности сельскохозяйственного использования ливийской земли, он выступил с речью в Театре Верди во Флоренции. Перекрикивая возмущенные возгласы собравшихся, Маринетти бросал в толпу лозунги: "Италия - абсолютная повелительница!.. Слово Италия должно подчинить себе слово "свобода"! Пусть будут все свободы, все виды прогресса, но в идеальных пределах одной футуристической Нации! Нации антиклерикальной и антисоциалистической... Итак, все усилия и все виды насилия, все деньги и всю кровь на энергичное и практическое завершение ливийской кампании. В этом завершении сейчас состоит Колониальный Футуризм Италии. Да здравствует Ливия!"

В книге "Война как единственная гигиена мира" (Милан, 1915) объединила несколько речей и прокламаций Маринетти , таких как "Битва за Триест" и "Речь к триестинцам", отрывок из предсмертной речи "футуриста" Мафарки, футуристические обращения к венецианцам, испанцам, англичанам "Против пассатистского Рима", "Против профессоров", "Электрическая война", "Война как единственная гигиена мира" и др. Все эти документы - закономерное проявление футуристической ориентации на гражданскую и социальную активность в условиях, когда заинтересованные в мировой воине итальянские политические круги раздували националистическую истерию и открыто вели милитаристскую пропаганду. В свою книгу Маринетти включил футуристические лозунги идеологического и политического содержания, звучавшие ещё в первых манифестах. "Мы утверждаем, что абсолютный принцип Футуризма - это постоянное становление и бесконечное движение человека вперёд, как в физиологическом, так и в интеллектуальном отношениях", - говорится в статье "Война как единственная гигиена мира". В системе футуристической утопии тотального обновления мира такие лозунги вполне вписываются в идеологизацию фундаментального для футуризма культа молодости и силы и ниспровержения "пассатизма".

Однако наряду с патетической картиной осуществленной утопии нельзя не заметить и политически нацеленных мотивов в пропаганде именно итальянской гордости и силы. Например, в таких пассажах статьи "Электрическая война": "Раздразнив всех иностранцев, которые восторгаются нашим прошлым и презирают нас как сочинителей серенад, нищих или мошенников, мы заставили их восхищаться нами как самой одаренной расой на земле. <...> Благодаря нам Италия перестанет быть "любовным гнёздышком" для мира космополитов. Вот почему мы начали пропаганду мужества и оптимизма в противовес эпидемии низости и хронического пессимизма. Наша ненависть к Австрии; наше горячее желание воевать; наша жажда задушить пангерманизм - они венчают нашу футуристическую теорию!.. А вы молчите, дураки! Мы, как пистолет, нацелим в вас свои вырванные сердца, зажатые в пальцах, наши сердца, переполненные ненавистью и дерзостью. <...> И ещё мы объявляем забастовку молодых гробокопателей. Хватит, не надо нам могил! Пусть трупы сами себя хоронят, а мы вступаем в великий Город футуристов, нацеливший свою устрашающую батарею заводских труб против воинства Мертвецов, и мы шагаем по Млечному Пути".

"Манифест итальянской гордости" (1914) и публичные акции, организованные Маринетти под лозунгом "Долой Австрию!" со сжиганием австрийских флагов, сопровождались выступлениями и выставками художников-футуристов. Некоторые из них имели откровенно интервенционистский характер. Так, манифест К. Карра "Гуэррапиттура" (1915) трактовал войну как мощный стимул и источник вдохновения для художника, потому что в ней разнообразные потенции человеческой натуры проявляются наиболее спонтанно; художник Балла создал эскизы "антинейтралистских" красно-бело-зелёных мужских костюмов (цвета итальянского флага) и организовал демонстрации такой одежды на улицах.

Справедливости ради надо отметить, что далеко не все футуристы поддавались пылкой милитаристской пропаганде вождя Маринетти. Некоторых под его знамёна привлекло желание найти разные варианты синтеза выразительных средств разных искусств, экспериментировать с их симультанным применением. Так, художник Арденго Соффичи, который был ближе других к живописным традициям XIX в., увлеченно создает композиции, где используются коллажи и разнообразные типографские шрифты, и пишет эстетический манифест "Первые принципы футуристической эстетики" (1920), утверждая в нём своё собственное сугубо эстетическое понимание художественной задачи такой новаторской живописи. Как футурист, Соффичи разделяет мнение, что буквы и цифры, различные предметы и материалы несут в себе определённые пластические или хроматические качества и эксперименты с ними могут привлекать художника; однако он уверен и в том, что сами по себе они не имеют самостоятельной выразительной функции и остаются в коллажах инертным элементом техники, пока художник не одухотворит эти выразительные средства, не придаст им лирического или символического смысла.

В других документах футуристической эстетики художественная проблематика более откровенно связывается с милитаристской. Маринетти, Б. Корра и Э. Сеттимелли в 1915 г. выпустили манифест "Синтетический театр футуризма", начинающийся словами: "Предвидя нашу такую долгожданную войну <…> мы, футуристы, хотим воздействовать на художественные чувства итальянцев, дабы подготовить их к великому часу наибольшей Опасности. <...> Мы считаем, что повлиять на воинственный дух итальянцев сейчас можно только средствами театра. Футуристический театр должен быть синтетическим, то есть наикратчайшим: вместить в несколько минут, в несколько слов и жестов бесконечное множество ситуаций, чувств, идей, ощущений, фактов и символов. Он должен быть динамичным, симультанным, то есть рождаться в импровизациях, мгновенной интуиции, <...> а не за письменным столом". Словом, его эстетика, как явствует из положений манифеста, должна быть аналогичной паролиберизму. Об этом же говорит манифест Маринетти "Футуристическая кинематография" (1916), где автор выдвигает принцип "полиэкспрессивности", доказывая, что кино может "придать движение словам на свободе и тем самым дать им выйти за границу литературы, сблизившись с музыкой, живописью, искусством шумов и, таким образом, перекинуть чудесный мост между словом и реальным предметом". В "Манифесте футуристического танца" (1917) Маринетти призывает средствами грубого, агрессивного танца насаждать идеал "Умножённого Тела", дополненного мотором; для такого танца нужна "музыка шумов" (эстетику её разрабатывали Л. Руссоло и Б. Прателла, автор "Манифеста музыкантов-футуристов"); поскольку "шум сопровождает всякое проявление жизни", в военное время оркестру надлежит комбинировать механические шумы типа "грохот, взрыв, удары по металлу, дереву, камню" и т. д., а "паролиберистский" танец должен имитировать полёт шрапнели, стрельбу пулемёта, взлет самолета в небо.

В Первой мировой войне погибли художники-футуристы Боччони и Сант-Элиа; сам Маринетти, участвовавший в формировании батальонов волонтеров-велосипедистов, получил ранение. 1919-й год - время резкого противостояния демократических и социалистических кругов и подъёма авторитета Муссолини. С будущим дуче Маринетти был знаком еще с 1915 г. В конце 1918 – 1919 г. под руководством Маринетти, Сеттимелли, П. Больцона, Э. Poкка, Боттаи, Кальдерини и М. Карли создаются первые "Политические футуристические фашии" и "Ассоциация итальянских ардити" (ardito - смельчак), с программой, утверждавшей итальянский героизм, борьбу за новую Италию и социальную справедливость. Все эти требования, близкие футуристам, вошли в программу фашизма, только образ национального врага, всегда присутствовавший в футуристических утопиях "обновленной Италии", теперь начал обретать более чёткое политическое лицо. Футуристы, фашисты и ардити заявляли о своём праве взять безграничную власть и править страной. 21 сентября 1918 г. вышла газета "Футуристский Рим", в которой Маринетти объявлял о создании Итальянской футуристической партии с программой "патетического воспитания пролетариата", уничтожения "пассатистского" парламента и создания Технического Правительства молодежи. В этом же номере М. Карли (редактор газеты "Железная Голова") напечатал прокламацию "Ко мне, Чёрные огни!", адресованную бригадам ардити. Их задача формулировалась так: "убивать наших внешних и внутренних врагов, угрожающих Родине". В 1919 г. Маринетти произнёс речь на собрании фашистов в Милане в театре Ла Скала с призывом к антисоциалистической "патриотической революции сражающихся". Вооруженное столкновение на виа Мерканти 15 апреля 1919 г. Социалистами закончилось поджогом редакции социалистической "Аванти!". Столкновения с католиками, проповедь "антибольшевизма", и "освобождения от Ватикана", популистские лозунги "ардитизма" - опоры на молодёжь, изгнания профессоров из школ... Всё это оказалось как нельзя для поднимавшегося фашистского движения.

В 20-е годы Маринетти, М. Карли и Сеттимелли публикуют манифест "Итальянская империя" (1923), посвящённый непосредственно "Бенито Муссолини, Главе Италии". Это, в общем, ещё одно повторение того, что уже 14 лет провозглашали футуристы, но в манифесте Маринетти всё ещё воспринимает Муссолини таким, каким он был в пору своего идейного сближения с футуризмом. Он называет новое правительство Муссолини футуристическим и убеждает его усилить панитальянские амбиции, но лишь для того, чтобы Италия была по-футуристически сильной и свободной. С призывом "шагать, а не гнить!" он заклинает итальянскую молодежь (опять эта неискоренимая футуристская ставка на молодежь!) "завоевать Итальянскую империю, именно Итальянскую, ибо наш полуостров <…> имеет все права управлять миром. Утверждение этого права будет актом веры и силы, смелой молодой импровизацией, чудесно возникшим произведением искусства. Итальянская Империя будет антисоциалистической, антиклерикальной, антитрадиционной, но со всеми свободами и прогрессом, которые обеспечит ей абсолютный патриотизм. Империя в руках лучшего из итальянцев. Он будет править без Парламента, с помощью Технического Совета молодежи". На это воспоследовали национальные почести Маринетти и приветствия Конгрессу футуристов (23 ноября 1924 г. в Милане), ответные послания польщённого Маринетти, адресованные "старому товарищу" Муссолини, который на Конгрессе признался, что "без футуризма не было бы и фашизма"...

Всё это доказательства того, что утопическая цивилизация, задуманная футуристами не видела противоречия в том, что кто-то сильный и организованный помогает ей быстрее покончить со старой культурой и утвердить футуристическую мечту о "новом" сознании с помощью вполне конкретных властных мер. Но при этом очевидно также и то, что, поднимаясь к власти, Муссолини сделал многое, чтобы поощрить, "пристегнуть" к поднимающемуся фашизму и даже просто использовать в своих целях как раз те аспекты футуристической идеологии, где она более всего смыкалась с националистической пропагандой. Муссолини на начальном пути его возвышения было выгодно также демагогически поощрять и до поры до времени опираться на пропагандистский раж футуристов, их утопическую веру в то, что с помощью своих экстравагантных акций, ультрановых стилистических находок или упорных призывов создавать новую, великую Италию, владычицу мира, они способны действительно перестроить сознание масс и создать невиданную прежде цивилизацию с Италией в центре.

Думается, пессимистический смысл аллегорий и символов, которыми наполнен финал романа "Непокорённые", написанного в 1922 г., свидетельствовал о том, что у самого Маринетти всё же были сомнения на этот счет. Необычные для Маринетти пессимистические ноты, туманно мелькающие образы ада и мотив христианского сострадания есть и в последнем предсмертном сочинении Маринетти - стихотворении в прозе "Четверть часа поэзии X MAS (Музыка чувств)", опубликованном его женой Бенедеттой в январе 1945 г. Умирающему поэту, пережившему бесславный конец итальянского фашизма и его военных авантюр (Маринетти умер в конце 1944 г.), представляется, как он напутствует молодых "аэропоэтов", сидящих в военных грузовиках: ассоциации, наплывающие одна на другую в воображении больного поэта, далеки от тех шумных, переполненных звуками боя картин, которыми он ранее наполнял свои слова на свободе. Его воображение рисует картины разрушений, "кладбища великих итальянцев, которые неизбежно будут взорваны, а мертвые взлетят на воздух". Но душа футуриста Маринетти не видит трагедии в этом апокалипсисе. "Вперед, грузовики!" Мэтр футуризма по-прежнему убеждён, что культурная традиция и преемственность - это враги движения, героизма молодости, прогресса Италии. "А вы, мастера наводить всякие мосты, вы, кто тормозит движение и хочет похоронить весенний энтузиазм славы, скажите мне: вас радует то, что вы смогли загнать на самое дно вашей идеологической навозной ямы хрупкую и прелестную раненую Италию, которая не умирает". В последних строках поэту видится разрушенный взрывом храм, который с мольбой тянет к Иисусу обрывки разодранных тел. "Мы станем, да мы уже и теперь стали коленопреклонёнными пулемётами, чьи стволы сотрясаются от молитв. Я снова и снова целую орудия, заряжённые тысячами и тысячами и тысячами сердец которые спалил жар вечного забвения".

Итальянский футуризм объединял в 1910-е годы поэтов, писателей и художников, увлечённых поисками образности нового века как в сугубо художественной, так и в общественно-идеологической сферах.

Футуризм с дерзкой категоричностью объявил об исчерпанности итальянской и вообще европейской культуры. Он стал глашатаем новой системы жизненных ценностей (мировоззренческих, нравственных, эстетических, религиозных, социальных, даже лингвистических) - глашатаем шумным, бесцеремонным, прибегающим к сильным дозам эпатажа. Эстетическая программа итальянского футуризма выявляет его притязания на роль первооткрывателя невиданных прежде сфер художественного. "Убивая", "сжигая" и "хороня" прежние мировоззренческие, стилистические модели, синтаксические и грамматические нормы, футуристы провозглашали тотальную свободу личностного самовыражения. Просматривается связь между футуристическими порывами в Неведомое, Невозможное, Абсолютное и иррационалистическими тенденциями символизма и декаданса конца века с их культом примитивизма. Очевидна так-же связь между футуристической эстетикой и стремлениями французских кубистов освоить "новую реальность" начавшегося века при помощи новой "синтетической" образности. Важно при этом, однако, не упустить из виду, что футуризм заявил претензию не на чисто формальное, а на глобальное бунтарство сразу в трех сферах – в идеологии, творчестве, жизнестроительстве. Этим только компенсировалась, например, замкнутость кубистов начала века на формальных поисках: футуризм решительно подвёл под моделирование синтетического образного языка нового века манящую своей цельностью "тотальную истину", которую следовало искать в синтезе "физики" и "идеи", рационального и иррационального, техники и эстетики, различных форм динамики (движения, скорости, силы) и социального прогресса.

В то же время, с момента своего появления итальянский футуризм демонстрировал чёткую эстетическую оформленность, благодаря которой в течение нескольких лет многочисленные и многословные футуристические манифесты объединяли вокруг себя самых различных авангардистски настроенных итальянских литераторов и художников. Манифест стал на долгое время едва ли не основным эстетическим продуктом футуризма. В этих манифестах была авангардистская эксцентричность и категорический негативизм по отношению и к "исчерпанной" национальной культуре, и ко всей "обветшалой" цивилизации вообще. В них был аккумулирован пафос бунтарства и "преображения мира силою человеческого духа", причём футуризм приветствовал как бунтарство и силу духа единичного героя-сверхчеловека, вооружённого молодостью, мощью механизмов и энергией машин, так и бунтарскую энергию толпы, воодушевлённой своим единством с волей вождя. Бесславный конец футуризма как глашатая новой милитаризованной цивилизации оттолкнул от него многих прежних его адептов, впоследствии перешедших под иные авангардистские знамёна.

Обычно облик итальянского футуризма в сознании массового читателя определяют его эпатирующий нигилизм и агрессивные лозунги. Но итальянскому футуризму в полной мере была присуща отмеченная исследователями авангардистской культуры характерная для авангардистского сознания амбивалентность, антиномическая бинарность творческих установок. Благодаря этому король в итальянской литературе оказалась не столь плачевно однозначной.

"Убивая лунный свет", желая превратить Венецию в военный порт и док для подводных лодок, славя мотор аэроплана, грохот пушки и скорость автомобиля, пытаясь рационально разложить и зафиксировать в футуристических картинах скорость бега собачки или вращение ноги балерины, футуристы в первых же своих манифестах заявляли, что они "отбрасывают разум как безобразную старую кожу" и жаждут победы иррационального. "Мы хотим стать добычей Неведомого, <...> наполнить бездонные колодца Абсурда", "взломать таинственные двери Невозможного". В "Техническом манифесте футуристической литературы" (1912) и примыкающих к нему манифестах 1912-1916 гг. постулировался принцип свободного "беспроволочного" воображения, "слов на свободе", которые должны освободить интуицию от каких-либо логических связей. С помощью интуиции, выражающей себя в потоке алогичных, иррационально возникающих ассоциаций, Маринетти намеревался оживить в футуризме "латинское" начало ("божественная интуиция - этот характерный дар латинской расы") и научить его проникать в тайную жизнь, свойства и законы реального мира: материи, земли, камня, металла, плоти человека и самой его смерти. Для Маринетти это проникновение в иррациональное казалось необходимым этапом создания "механического человека с заменяемыми частями", делённого новой гармонией, т. е. идеального человека, задачей которого и будет создание новой культуры и новой истории человечества осуществление футуристической утопии, одним словом.

Поэтому именно итальянский футуризм, при всей лубочной наивности и броской эксцентричности его форм и формулировок, не только открывает историю авангардистских течений в Европе, но и становится итальянским вариантом авангарда: он определяет его парадигму как в плане тотальных масштабов авангардистского нонконформизма, так и в плане агрессивности авангардистских методов саморекламы. Итальянские футуристы первыми сформулировали многие основополагающие принципы авангардистского творчества и нашли модели образности, которые в это же время искали и немецкие экспрессионисты, и французские сюрреалисты. Эти модели долгое время оставались продуктивными для разнообразных сторонников авангарда в Италии, вначале объединившихся под идейным знаменем футуризма, но затем порвавших с ним и утвердивших в итальянской литературе другие поэтические "синтезы" авангарда.

Итальянские футуристы со свойственным им напором первыми принялись осваивать главную проблематику новой эпохи, связанную с кризисной ситуацией смены веков и культурных традиций. Присущий авангарду социальный оптимизм, его негативное отношение к духовным ценностям прошлого и утопическая уверенность в том, что с наступлением технизированной цивилизации будут перестроены сознание человека и все устои общества, получили в итальянском футуризме эксцентрическое выражение. В утрированные, примитивные подчас гротескные формы облекалась футуристическая мифологизация энергий любого рода - от электрической и механической до творческой и сексуальной. Итальянский футуризм в немалой мере стимулировал и тот взрыв формального новаторства, и тот идеологически окрашенный социальный утопизм, которые стали важной частью поэтики всего XX века. (1919, в соавторстве)

Ссылки

1. Алякринская Н. Р. Маринетти в зеркале русской прессы // Вестник Московского университета; серия 10: «Журналистика» - 2003, № 4. С. 77‒89.

Слово "футуризм" (от лат. futurum - "будущее") впервые появилось в названии "Манифеста..." итальянского поэта Филиппо Томмазо Маринетти, напечатанного 20 февраля 1909 года в газете "Фигаро". Футуристы заявили о себе как о создателях нового искусства - искусства технического века. Это искусство, по замыслу футуристов, должно отражать новые реалии, новые ритмы нового времени. Если бы понадобился эпиграф к футуризму как направлению в искусстве и литературе начала ХХ века, им вполне могли бы стать слова из "Манифеста..." Маринетти: "...жизнь мотора волнует [футуриста. - В.К.] больше, чем улыбка или слезы женщины". По меткому определению одного из критиков, футуризм - это великое опьянение современностью.

Футуризм остался в истории искусства как крайне революционное, бунтарское течение. Футуристы принимали будущее с экзальтированным оптимизмом, абсолютизировали внешние признаки технической цивилизации в качестве новых эстетических ценностей. Теоретики нового литературного течения призывали отказаться от культурных и нравственных ценностей предшествующих эпох, ставили в центр своего искусства технические достижения и промышленный дух нового времени, их восхищали железные дороги, океанские пароходы, огромные города и т.п. Вот что писал в своем знаменитом "Манифесте..." Маринетти: "...тогда как литература до сего времени превозносила бездеятельную мечтательность, экстаз и сон, мы хотим превозносить агрессивное движение, лихорадочную бессонницу, быстрое движение, опасные прыжки, пощечину и удар кулака... Мы хотим прославить войну - единственную гигиену мира... Мы хотим разрушить музеи, библиотеки, бороться против морализма и фетишизма... Мы будем воспевать огромные толпы, волнуемые трудом, погоней за удовольствием или возмущением, прожорливые вокзалы, заводы, мосты, локомотивы с широкой грудью, которые несутся по рельсам, подобно огромным стальным коням... Наше сердце не испытывает ни малейшей усталости! Ибо оно вскормлено огнем, ненавистью и быстротой".

Через три года (в 1913 году) Маринетти опубликовал новый манифест - "Технический манифест футуристической литературы". В нем были сформулированы технические (из области литературной техники) нововведения футуристов, которые вытекали из их стремления выразить темпы современной жизни: декларировалась максимальная экономия литературных средств, футуристы отказывались от "медленности, мелочей, многословных анализов и объяснений"; стремились к "быстроте, к сокращению, к резюмированию и к синтезу". "Скажите мне поскорее, в двух словах!" - отсюда разрушение общепринятого синтаксиса, опущение союзов, знаков препинания, "телеграфические образы" и т.д. Механицизм эстетики футуризма, милитаризм и шовинизм Маринетти и некоторых других футуристов привели в 1913-1915 годах к его распаду. Русскому футуризму милитаристские, шовинистские тенденции итальянского футуризма были чужды.

Футуризм получил развитие и в изобразительном искусстве. Одним из характерных произведений, например, итальянского футуристического изобразительного искусства, отражающим повышенный интерес к динамике новой эпохи, является картина Джакомо Балла (1871-1958) "Собака на цепочке". На картине изображена бегущая на поводке многоногая такса. Художник, изображая последовательные моменты движения, передает сам процесс движения бегущей таксы. На полотнах своих произведений художники-футуристы стремились передать, "изобразить" всевозможные звуки, уличные шумы. Для этого они окружали источник звука ярко окрашенными дугами и кругами, которые должны были олицетворять колебания звуковых волн и т.п. Оставили свой след футуристы и в архитектуре: ими был создан ряд фантастических проектов "городов будущего", и эти проекты предвосхитили собой некоторые тенденции современной архитектуры.

Характерными чертами футуризма как течения в литературе и изобразительном искусстве являются: отрицание традиционной классической культуры, ее ценностей; культ техники, технической цивилизации, стремление выразить динамику современной жизни, урбанизм; культ героя технического века, расшатывающего "одряхлевший" мир; максимальная экономия литературных средств; поэтика футуризма - это, как правило, поэтика эпатажа, алогизма, зауми.